Всю дорогу Тиду и Бифштекс, сложив ладони рупором, звали Мади — все без толку: в ответ сквозь густую завесу тумана не доносилось ни единого звука.
Уже забрезжил рассвет, когда они вышли на проезжую дорогу. Дровосеки были заметно удивлены, не обнаружив своей машины, но по-прежнему молчали.
И тут Тиду осенило: а что, если Мали, чтобы скорее попасть в Сент-Аган, угнала машину?
— Даже и не думай, Тиду, — возразила Забег. — Мади, конечно, сообразит, как взяться за руль, но вестимашину… А вообще-то она так гоняла на своем мопеде…
— Поехали в Сент-Аган, может, ваша подружка уже там, — решил офицер. — А если нет — организуем поиски.
— Поехали! — согласился Тиду. — Садитесь в машину, а мы поедем следом за вами на мопедах. Гий, возьми мопед Мади. Моторы заводить не будем, чтобы не поднимать лишнего шума, и позовем ее еще.
Полицейский фургон поехал, увозя дровосеков, Руди, малыша Сапожника и двух девушек. «Мотоциклисты» ехали в ста метрах от машины. Начинался рассвет, и туман потихоньку рассеивался. Ребята не проехали и пяти минут, как Стриженый резко затормозил, едва удержавшись в седле.
— Стоп! Кажется, я кое-что слышал. Там, внизу! — И, обращаясь к Гию, добавил: — Быстро догони их и останови фургон.
Трое друзей поспешили к краю дороги. Им ответил сдавленный голос.
— Да, это Мади! — воскликнул Тиду.
Они с трудом спустились по крутому склону и обнаружили машину дровосеков — она перевернулась и застряла между двумя молодыми лиственницами.
Мади, это мы!.. Ты ранена?
Нет, только оцарапалась…
Им удалось подойти поближе к машине; Мади была внутри — она сидела, скрючившись между сиденьями. — Да… Нам одним ее не вытащить…
— Не волнуйся, — успокаивал ее Тиду. — Помощь близка… Но какого черта! Зачем ты полезла в машину, когда у тебя есть свой мопед?
— Туман был такой густой, что я его просто не нашла. У меня же не было фонаря! Тогда я села в машину и поехала на холостом ходу. Сначала все шло хорошо, но я не разобралась с кнопками… ну, фары не смогла включить. А что с дровосеками?
— Успокойся, мы их сдали.
Тут как раз подоспели остальные, кроме Руди и Кафи — им была доверена охрана задержанных. Все вместе они сумели перевернуть машину, открыть одну дверцу и выпустить Мади. Нет, с ней ничего не случилось, просто несколько ссадин и синяков на руках и ногах. С помощью Стриженого она добралась до полицейского фургона, и офицер усадил ее рядом с собой. Вот теперь наши друзья действительно успокоились; наконец-то все были вместе — целые и невредимые. Только дочь лесника Колетт продолжала волноваться за своего отца.
— Боже мой! — повторяла она, обращаясь к Руди. — Только бы, пока мы здесь, в хижине ничего не случилось!..
СЕКРЕТНЫЕ АГЕНТЫ
Машина подъехала к деревне, когда на часах колокольни было без десяти пять. Туман рассеялся, только кое-где на фоне гор виднелись белые клочья. Офицер пересек маленькую речку и въехал в лес, где еще не наступил рассвет. Сидя между Руди и Мади, Колетт не отрываясь смотрела на «дровосеков» и думала о двух других, беспокоясь за своего отца.
— Успокойтесь, — повторял Руди снова и снова. — Он не один… и к тому же вооружен.
— Понимаю, — сказала девушка. — Но я его знаю. Он ничего не боится и так неосторожен!
Путь через лес казался бесконечным. Несмотря на плохую дорогу, фургон ехал довольно-таки быстро. Наконец офицер притормозил и остановился у хижины Брюль-Лу. Выйдя из машины, он приказал всем оставаться на местах.
— Бурдье!.. Эренштейн! Вы здесь?
Ни полицейский, ни лесник не отвечали. Тогда, с револьвером в вытянутой руке, офицер осторожно приблизился к лесному домику и толкнул дверь. Пусто.
— У меня было предчувствие… — прошептала с тоской Колетт. — Те дровосеки вернулись, и полицейский с отцом пошли за ними — они могли попасть в засаду.
Офицер тоже явно встревожился и, нахмурив брови, напряженно думал, как лучше поступить. Тут Тиду предложил свои услуги:
Кафи выдрессирован как служебная собака. У него болит лапа, но он все равно может взять след. — И тут же обратился к Колетт: — У вас есть какая-нибудь вещь, принадлежащая отцу?
Шарф! Он только что дал мне его, чтоб я согрелась!
Тиду схватил шерстяной шарф, протянул его к носу Кафи, пес принюхался и тут же повернулся к девушке.
На минуту растерявшись, умная собака как будто размышляла; затем, понюхав шарф еще раз, уткнулась носом в землю и направилась к дереву, у которого лесник и полицейский собирались наблюдать за хижиной.
— Нет, Кафи не тот след… другой!
— Он понял! — воскликнул Руди. — Тиду, подожди, я с тобой… Нет, Колетт, вы оставайтесь здесь!
Пока офицер раздумывал, идти ли ему вместе с ними и можно ли оставить на ребят троих пленников, Тиду и Руди уже исчезли в чаще, окрашенной слабым светом зарождавшегося дня.
— Колетт не зря беспокоилась, — сказал Тиду. — Дровосеки вернулись, как только мы ушли. Наверное, они рассчитывали улизнуть на грузовике с лесом, а полицейский с лесником пустились в погоню.
Петляя по лесу от одних зарослей кустарника к другим, ребята, благодаря Кафи, постепенно восстанавливали путь беглецов. Бедный Кафи! Он хромал все сильнее, но чувство долга заставляло его идти дальше.
Однако пес так жестоко страдал, что пришлось остановиться и осмотреть его распухшую лапу.
— Рана плохо зарубцевалась, и в нее попала инфекция, несмотря на тугую повязку.
Одним движением Тиду перерезал бинт, Кафи успокоился и снова взял след. Руди и Тиду углублялись все дальше и дальше, в самую чащу леса. Увы! Худо-бедно повязка все-таки защищала рану, а без нее лапа Кафи стала совсем уязвимой: пес глухо скулил, наступая на колючки и неровности.
— Пусть немного отдохнет, — предложил Руди. — Я завяжу ему лапу носовым платком.
Они остановились, но в тот же миг справа, метрах в двухстах от них прогремел выстрел, Руди и Тиду подскочили, Кафи встал на три лапы и приготовился снова взять след.
— Нет, — быстро возразил Руди. — Это для Кафи слишком опасно… и для тебя, Тиду, тоже. Придержи его, а я посмотрю, что там такое.
Тиду изо всех сил вцепился в ошейник, сдерживая Кафи, который тащил его прямо через кусты. Руди отошел достаточно далеко. После выстрела лес снова погрузился в тишину, но эта тишина была какой-то тревожной. Руди догадывался, что раз прозвучал выстрел, значит, беглецы заметили преследование. Все четверо, конечно, здесь, где-то среди деревьев.
И вдруг в слабом утреннем свете Руди заметил тень, прислонившуюся к стволу дерева — тень медленно подняла руку в сторону чащи… а в руке был револьвер. Один из дровосеков, а это был он, заметил кого-то из преследователей и взял его на мушку. Руди понадобилось лишь мгновение… Со всей энергией и силой своей юности он бросился на бандита и одним ударом вышиб револьвер из вытянутой руки; дровосек все-таки успел выстрелить, но мимо: пуля застряла в стволе дерева. Чтобы предупредить своих, он изо всех сил заорал:
— Это я, Руди!
Тут же слева раздался другой выстрел, и Руди почувствовал жжение в руке. Стремительный как молния, Руди развернулся, и прежде чем другой дровосек успел снова прицелиться, его револьвер взлетел в воздух. Ожесточенная борьба длилась всего несколько секунд, и когда лесник с полицейским подошли поближе (они оказались совсем рядом), оба дровосека были уже обезоружены, повалены на землю и на них были нацелены их собственные револьверы.
— Руди, вы спасли мне жизнь! — воскликнул лесник. — Когда я заметил, что этот человек за мной следит, уже ничего нельзя было сделать — мой револьвер отказал. Еще секунда — и он бы пристрелил меня, как кролика.
Тут лесник заметил на руке у Руди кровь:
— Вы ранены?
— Вторым выстрелом, но ерунда, это царапина. Чуть позже подошел Тиду, удрученный тем, что пропустил такую драку. Кафи обнажил свои острые клыки, как бы говоря: «И не пытайтесь сопротивляться! Хоть я теперь и на трех лапах, но зубы-то все на месте!»