Мэриэл перевела дыхание. Наконец из ее воспоминаний ушла горечь.
— Спасибо, — произнесла она. — Я перед вами в вечном долгу.
— Отдайте его мистеру Ли, — ответил Светланов. — Всю работу проделал он, а не я.
Мэриэл смотрела, как они пожали друг другу руки. Пожилой мужчина казался приземистым рядом с высоким, элегантным Николасом. Вероятно, она тоже подала ему руку. Позже она не могла вспомнить. Словно во сне вернувшись с Николасом в его комнату, Мэриэл не заметила прелести и утонченной роскоши, которыми славился отель. В голове бушевала неразбериха. Гонконг, суетливый и шумный, полный народу, вскоре сменился диким берегом где-то далеко в Тихом океане, где бесконечные волны разбиваются о неожиданные островки, защищавшие золотистые пляжи и скалистые берега.
— Я закажу чай, — сказал Николас. — Или тебе что-нибудь покрепче?
— Нет, лучше всего чай, — ответила она бесцветным голосом.
Его голос доносился до нее издалека, сквозь мысли о родителях, детские воспоминания, еще не отравленные тетиной горечью, и вдруг из глаз потекли накопившиеся за всю жизнь слезы, растапливая боль, негодование и отчаяние, смывая пагубное наследство родительской вины.
И тут Мэриэл почувствовала успокаивающее тепло его объятий.
Через некоторое время он произнес:
— Ну все! Хватит. Ты будешь плохо выглядеть, если не перестанешь плакать.
— Ни стыда, ни совести, — сказала она измученно.
— Только когда это необходимо. — Николас отстранил ее, а когда она попыталась прикрыть лицо, удержал ее руки. — Во всяком случае, — насмешливо произнес он, — ты не сможешь сказать, что я тебя люблю только за твою красоту. Сейчас ты выглядишь ужасно, а я люблю тебя сильнее, чем когда-либо. Скоро принесут чай.
— Замечательно, — ответила Мэриэл, неожиданно смутившись. Она вглядывалась в его лицо, но сверкающие зелено-золотистые глаза ничего не выдавали. Но все же он сказал, что любит ее, и многое сделал, чтобы доказать это, — ездил в Новую Зеландию и в Россию, привез сюда Аркадия Светланова. — Мне надо умыться, — сказала она. Кроме того, ей необходимо было побыть одной.
Он улыбнулся:
— Конечно.
Выглядела Мэриэл действительно ужасно: опухшие веки и красный нос. Избалованная зануда, подумала она с гримасой и повернула кран. Холодная вода остановила медленно текущие слезы.
Конечно, правда о ее родителях ничего особенно не изменит. Мэриэл сомневалась, что Светланов собирается поведать миру о случившемся. Значит, ее биография по-прежнему подвергает карьеру Николаса опасности. Но она так любит его за все, что он сделал!
Кое-как приведя себя в порядок, она вернулась в комнату. Поднос с чаем уже стоял на столе. Николас глядел из окна вниз на сады. Услышав ее шаги, он повернулся и внимательно посмотрел на нее.
— Уже лучше, — заметил он, улыбнувшись одними уголками губ.
— Не надо мне льстить.
У него удивленно взметнулись брови.
— Я никогда не был льстецом, — сухо ответил он. — Тебе, глупая, давно пора было бы это заметить.
— Весьма неудачная черта для дипломата.
— Я больше не дипломат, — невозмутимым тоном сообщил Николас — настолько невозмутимым, что сначала она не осознала всей важности этих слов.
А поняв, ахнула:
— О Господи, этого я и боялась! Неужели Сандерсон…
— Ради Бога, Мэриэл, — перебил он, — почему ты считаешь, что все происходит только из-за тебя? Похоже, ты слишком много о себе воображаешь.
Как он и рассчитывал, неприятная откровенность отвлекла ее от полных раскаяния переживаний, вызванных его сногсшибательной новостью.
— Правда? — ощетинилась она. — Тогда расскажи, почему ты решил бросить работу?
— Налей мне чаю, тогда расскажу.
Николас подождал, затем придвинул стул и сел, вытянув длинные ноги. Его аристократический профиль выделялся на фоне тяжелых малиновых портьер.
— Я подал в отставку, потому что столкнулся с выбором: карьера или ты, — сказал он, — и ты победила.
Мэриэл ошарашенно проговорила:
— Именно этот выбор я и не хотела перед тобой ставить.
— Я знаю. Ты так стремилась к самопожертвованию, так храбро приняла мучения, что тебе даже в голову не пришло поинтересоваться, чего хочу я.
— Не передергивай, — возмутилась Мэриэл, — я не просто…
— Нет? А я тебя не обвиняю. Ты многому научилась у своей тети, а она ожесточилась.
— Тетя делала, что могла, — не согласилась Мэриэл. — Она потеряла все, чем дорожила: свою семью, работу, будущее — все. Ее жизнь была разрушена.
— Только по ее меркам. Ситуация была не простой, но работу она могла сохранить. Она сама решила уйти в отставку.