— Пашка, лещ! — заорал Ершов. — Подсекай!
Шорохов взмахнул удилищем.
— Тяни-тяни, пусть он голову из воды высунет, тогда пойдет как миленький, — ерзая на скамье, подавал советы Вася. — Послушай, Паша, дай я вытащу?!
— Я сам, — ответил тот, подтягивая к лодке заходившую меж круглых зеленых лопушин рыбину. Лещ не хотел высовываться и глотать воздуха. Вася привстал, держа в руке подсачок. Глаза у него расширились, губы сложились в трубочку, будто он свистом хотел приманить леща.
— Уйдет! — шептал он, переступая с ноги на ногу, отчего деревянная лодка накренялась то в одну, то в другую сторону. — Зацепится за лопушину и оборвет жилку…
Павел Петрович все ближе подтягивал свою добычу, лещ все-таки глотнул воздуха и сразу золотистым блюдом заскользил по раздающейся в обе стороны поверхности к лодке. Не оборачиваясь, Шорохов взял из рук приятеля подсачок и ловко просунул под рыбину, но в этот самый момент опомнившийся лещ рванулся вверх и в сторону, что-то жалобно треснуло — это обломился кончик удочки, — раздался громкий всплеск — рыбак мешком плюхнулся в озеро и обеими руками прижал леща к груди. Вася подставил подсачок, лещ, выскользнув из рук, очутился в нем.
— Ну ты силен! — сказал Вася, когда Павел Петрович с кормы забрался в лодку. — Леща руками? Такого я еще не видел! — Он приподнял подсачок с тяжело ворочавшейся рыбиной: — Два килограмма потянет! Везунчик ты, Паша!
Мокрый, взъерошенный Павел Петрович сидел на корме и счастливо улыбался, — оказывается, рыбалка не менее азартное дело, чем охота! Пучеглазый лещ ворочал темными глазами, в которых отражалось солнечное небо, раскрывая вытянувшийся в трубочку рот с маленькими белыми отростками на губах.
Вчера мирная рыбалка, а сегодня опасная охота на жестокого и вероломного врага… Вправе ли он подвергать опасности Васю Ершова?
— Можешь на меня рассчитывать, Паша, — будто прочитав его мысли, сказал тот. — Моего родного деда в Клинах фашисты из автомата застрелили…
— Только будешь делать все так, как я скажу, — предупредил капитан. Что придется делать, он и сам еще не знал, но то, что «граф» в обговоренное с Лепковым время не приехал на пасеку, было ясно. И это тревожило Павла Петровича.
— Кто бы подумал, что Кузьма враг? — покачал головой Ершов. — У него же партизанская медаль.
— От немцев за предательство он также получил медаль.
— А этот «граф»? Зачем сюда приехал?
— Наверное, не для того, чтобы взглянуть на Мертвое озеро, где он утопил двадцать пять душ партизан, — сказал капитан. — Лепков говорит, что у него там что-то спрятано.
— Клад?
— Сколько еще до озера? — спросил Шорохов, уж который раз взглянув на часы.
— Минут десять езды, — ответил Ершов.
— Останови машину, — попросил капитан.
Тот послушно притормозил у толстой осины с ободранным с одной стороны стволом. На этом месте древесина покраснела.
— У него парабеллум и уйма патронов, живым он вряд ли сдастся, — решительно заговорил Павел Петрович. — Ты останься здесь, а я поеду дальше…
— Паша, родной! — взмолился Ершов, не вылезая из кабины. — Век не забуду, возьми меня с собой! Сам знаешь, бог силенкой не обидел, а в багажнике у меня ружьишко прихвачено… — Он смущенно заерзал на сиденье. — На всякий случай вожу с собой, я ведь еще и охотник.
Спорить с Ершовым времени не было, и потом капитан понимал, что, возможно, помощь потребуется…
Когда они снова осторожно тронулись по почти не наезженной дороге, Василий спросил:
— А писатель… это маскировка?
— Выходит, так, — ответил капитан, вытаскивая пистолет. — Но рассказ «Трубочист» я сам написал. Без обмана. А теперь внимательно слушай, что мы с тобой будем делать, если он там…
17. МЕРТВОЕ ОЗЕРО
Лидия Андреевна сидела на брезенте у костра и смотрела на своего Колю, который прыгал в облепившем его шерстяном костюме с помятым термосом в руках и кричал как обезумевший:
— Есть бог на небе! Я нашел его! Нашел! Спасителю или кому там я поставлю в церкви самую толстую свечку!..
Она ничего не понимала: неужели эта дурацкая жестянка так на него подействовала? Обычно умеющий держать себя в руках, Севастьянов сейчас вел себя, как мальчишка, нашедший любимую игрушку…
— Лида, собирай манатки! Мы нынче же уедем отсюда…
— На юг? — встрепенулась женщина.
— На край света, — вырвалось у него, губы растянула счастливая улыбка. — В Ялту, Сочи, Стамбул!
— В Стамбул далековато… — улыбнулась она.
Но Гриваков уже не слушал ее, он содрал с себя мокрое белье, швырнул на траву, вытерся махровым полотенцем, быстро натянул на себя все сухое.
— Ну чего стоишь? — прикрикнул на женщину. — Собирайся, ничего тут не оставляй, я сейчас палатку сверну… — Он поднял с пня термос, потряс его, губы снова растянула счастливая улыбка.