— Есть, капитан! — лязгнул стальной пастью один из роботов.
Гнудь взвыл, рванулся и ударил наугад затылком по торчащей за плечом железной голове.
Фасеточный сенсор разлетелся вдребезги, робот разжал манипуляторы, Гнудь вырвался, рухнул на пол и выхватил из кармана взрыватель.
— Ни с места! Взорву твой сарай к чертям собачьим!
Невидимка горестно вздохнул.
— Ох, Гнудь... Ну почему ты такой Гнудь? Подобрал его у помойки, на груди пригрел, накормил, напоил, к лотку приучил... а он все по углам гадит. Чего ты там взрывать собрался? А, главное, чем? Пластидом, который у дохлых шахтеров стырил? Думал, я не замечу, как ты ползаешь, брикеты собираешь? Ты всерьез надеешься, что этому кораблю повредит взрывчатка времен паровозов и дирижаблей?
— Кораблю может и не повредит. Зато всех твоих рабов в фарш размажет.
— Каких еще рабов?
— Малолетних. Которых ты в пузырях держишь. Сам же говорил, они твой двигатель и твое оружие. Не будет у тебя ни двигателя, ни оружия. Будет только сарай. Если от падения не развалится. Кстати, а почему там у тебя ни одной нормальной девки? Одни мелкие кривоногие каракатицы. Посмотреть не на кого.
— Кривоногие, говоришь? — протянул невидимка.
— Кривоногие, уродливые, ни кожи, ни рожи. Ты их по каким критериям выбирал? И почему там половина пацанов? На мальчиков потянуло? Впрочем, неважно. Короче, мои условия. Немедленно допускаешь меня в зал управления. Или где ты там прячешься. Хочу наконец с тобой познакомиться. И обеспечиваешь доступ ко всем системам. А там поговорим.
Наступило молчание.
— Эй! Ты где?
Ни звука.
Гнудь вертелся, задрав голову и оглядывая темнеющие у потолка ниши.
— Ты где, мать твою?!
— Я везде! — раздалось вдруг со всех сторон.
Гнудь шатнулся от неожиданности.
— Э! Потише. Я ведь могу и кнопку нажать с перепугу.
— Извини, новый хозяин, — насмешливо сказал невидимка. — Я же должен проверить все системы, прежде чем отдать к ним доступ. С какой хочешь начать?
— Не юродствуй. Начинай с любой.
— Как скажешь, босс. Тогда извольте сюда пожаловать.
Ближайшая глухая стена вдруг отъехала в сторону, открыв небольшую и абсолютно пустую комнату. Только напротив входа горела зеленым узкая шкала, похожая на стрелочные индикаторы. Да плясали по углам неясные тени.
— Что это?
— Святая святых нашего с тобой лайнера. Реакторный отсек.
— Издеваешься? Тут ничего нет.
— Уверен?
Гнудь пригляделся к пляшущим теням. Они становились все заметнее, наливались объемом, проступали как бумажные фотографии сквозь раствор.
Вот какая-то мелкая девчушка бежит вприпрыжку по полю подсолнухов. За полем видна деревенька с красочными домиками.
Пацан в соломенной шляпе сидит в лодке посреди озера и удит рыбу. Рядом дед в такой же шляпе. Дед жив, а значит в каникулы поедем на раскопки и я по любому найду клад. Сундук с золотом.
Родители сидят на маленькой кухне, отец чистит картошку, мать лепит пельмени. Она смеется и выглядит счастливой. Никакой больницы и химиотерапии.
Худой низкорослый очкарик лежит на диване и читает книгу. Над его головой чернеет космос, вспыхивают метеоры. Сверкающий остроносый звездолет мчится к неизведанным мирам.
Толстяк на воротах. Он не прошибаем, он ловит даже такие шайбы, которые поймать невозможно. Больше никто не будет дразнить его жиробасом.
Гнудь зажмурился и помотал головой, пытаясь выбить чужие мысли.
— Что это за хрень?!
— Это не хрень, — сказал невидимка. — Это мечты. Надежды. Фантазии. Энергия для нашего с тобой сарая. С ней ему не нужны ни топливные баки, ни дозаправки, ни боеприпасы. Энергия фантазии бесконечна. А у детей она еще и самая чистая. Начало подросткового возраста. Лет двенадцать-тринадцать. В голове еще нет грязи. Она появится через год-два. Нагрянет пубертат, и вместо звездолетов будут сплошные сиськи-письки. Как у тебя.
С потолка вдруг рухнуло металлическое сегментированное щупальце, обвилось вокруг шеи и присосалось к основанию черепа.
Гнудь замахал руками, но было уже поздно.
Он буквально почувствовал, что голова становится пустой, словно все мысли высасывало насосом.
Разноцветные детские фантазии потускнели, уступив место веренице голых баб, застывших в самых развратных позах. Ближайшая из них лежала навзничь, задрав ноги кверху и разведя их широко в стороны. Судя по обильным следам на промежности, ее только что отодрали. Она просунула ладони между ног и развела пальцами половые губы. Черное, влажное отверстие надвинулось, выросло, загородив всех баб и половину стены. По бокам бугрились окровавленные остатки девственной плевы. Которые вдруг соединились и вновь перегородили вход, оставив маленькую дырочку посередине.