— Серьезно? Красное? Марск натягивая тебя, представляет, что трахает в твоем лице весь коммунизм?
— Ага... И коммунизм ему подмахивает, чтобы входил поглубже — Алиса шагнула к ней, покачивая бедрами. — Все остальное тоже снимать?
— Не обязательно.
Эликс скользнула по ней взглядом. Алиса была чуть ниже, стройнее и тоньше в бедрах. Но в основном их было не отличить.
— Прекрасно. А что это у тебя за ухом?
— Где?
Алиса повернула голову и тут же рухнула на пол от удара в висок.
Эликс снова замотала ей руки, оттащила в угол, привязала к торчащему из стены кронштейну и заклеила рот.
После чего подняла комбез и начала одеваться.
***
— ... Если кого пропустишь, лично шкуру спущу. Усёк?
— Так точно, сэр!
— Даже если нарисуется сам господь бог. Два раза предупреждаешь. Потом стреляешь на поражение. Ни одна мышь не должна проскочить в Железный круг.
— Не проскочит, сэр!
Лейтенант Кыш с сомнением оглядел застывшего перед ним рядового. Худой, лопоухий. В выпученных глазах тупость и желание услужить, унаследованное от десятка поколений рабов и плебеев.
— Так держать, солдат. Справишься, получишь благодарность от полковника. И цветочную шлюшку на ночь в единоличное пользование. А может и новую лычку на рукав.
Это вряд ли. Скорее Сукерблюм отпишет бомжу все свои триллионы.
Но в водянистых буркалах мелькает надежда. Солдатик верит в чудеса и сказки. Верит, что полковник обратит на него внимание. Верит, что с вершины спустится к нему сочная краля и раздвинет перед ним ноги. И даже в то, что за одиночный пост у забытого всеми прохода ему дадут капрала, а то и целого сержанта, тоже верит. Дебил.
В Железный круг вело штук пятьдесят проходов, и про добрую половину из них не помнили даже архивариусы. Это был один из них. Здесь и мышей не ожидалось, не то, что сбежавшей от Хозяев шлюхи.
— Если кого увидишь, докладывай напрямую мне.
— Так точно, сэр!
Моноцикл взвыл, и лейтенант Кыш укатил в темноту тоннеля.
Рядовой Робски выдохнул и перестал пучить глаза.
Благодарность полковника. Обычно к ней прилагается увольнительная и десяток биткоэнов на пиво с чипсами. А если еще и цветочная гурия в придачу... Робски видел их только в роликах для расслабона. Да один раз издалека, когда первому взводу подарили такую на ночь за успех на учениях. Вся рота тогда не спала, слушая звуки из казармы первачей и представляя, что они там с ней делают.
Что касается лычки капрала, то это конечно вряд ли. Робски не дурак. Он понимает, что у капралов есть свои дети. И у сержантов тоже. И что не сыну бомжа и внуку батрака разевать рот на чужое наследство. Бывали конечно случаи...
Сзади послышался скрип и какой-то шорох.
— Кто здесь? — петушиным фальцетом вскрикнул Робски, вскидывая лазерган.
Никого. Пустой тоннель. Только дальше по обеим сторонам тьма и не зги не видно. Да узкая щель прохода в Железный круг чернеет в стене и засасывает взгляд, как дыра в преисподнюю. Говорят, в Железном круге можно делать всё, что взбредет в голову. Никаких законов. Никаких ограничений. Только сила.
Какая-то тень шевельнулась во мраке.
— Ни с места! Стреляю!
Тень медленно брела к нему, подволакивая ногу.
В голове у Робски промелькнули россказни о тоннельных упырях и монстрах, которыми пугают салаг старослужащие.
Монстр приближался. Уже можно было различить красный облегающий комбинезон с черными вставками уплотнителей, всклокоченные светлые волосы.
— Последнее предупреждение! — крикнул Робски, щупая дрожащими пальцами планку предохранителя.
— Помогите... — прохрипел монстр и рухнул на землю.
Баба.
Робски двинулся к ней мелкими шажками, вскинув лазерган и глядя через оптику.
Баба копошилась, пытаясь подняться. Ее комбез был разорван и свисал лохмотьями. Сквозь прорехи белела голая кожа. Робски сглотнул, разглядев практически полностью обнаженное гладкое бедро. Сразу вспомнилась болтовня бывалых о том, что делать, если ты в патруле и тебе попадается потерпевшая девка. «Руки за спину, наручники. Рот заткнул, чтоб не орала. Берешь и пользуешься. От нее не убудет. Все равно уже изнасиловали не по разу. А тебе в кайф. Какого хрена ты должен упускать шанс вдуть не куда обычно, а куда надо?»
Баба застонала, напрягла руки и с трудом встала на колени, выпятив зад. Прорехи разошлись еще больше, и у Робски все поплыло перед глазами. Лилейно-белая, сочная, упругая задница притягивала, как магнит.
Робски воровато огляделся, закинул лазерган за спину, и уже решил было пристроиться к бабе сзади, когда она не удержалась и повалилась на спину, раскинув и согнув в коленях ноги. Робски чуть было сознание не потерял. Там ее не прикрывали даже лохмотья. Он видел это впервые в жизни.