Он прокряхтел весь уик-энд. Я так и не позвонила ей. «Созвониться» – это ведь неизвестно, кто должен звонить. Кто-то должен был сделать первым этот шаг. Я оставила это право Шерил.
Телефон молчал. Если не считать обычного звонка от Игоря.
Я мучилась и ждала.
Может быть, Шерил тоже не знала, кто должен звонить первый? И тоже решила предоставить это право мне? Может, все-таки позвонить?..
Я позвонила Джонатану.
Джонатан явно обрадовался, словно он, как и я, сидел у телефона и ждал звонка. Но только моего звонка. Я ему нравлюсь, это понятно, но он мне никогда не звонит. Русский парень уже бы оборвал телефон, уже бы предложил тысячу вариантов. Но не Джонатан, с его манерами западного человека вообще и аристократа в частности. А если он не проявляет инициативу, на что он тогда может рассчитывать? Не потому, конечно, что я хочу, чтобы он эту инициативу проявил, а просто интересно, как в его голове это происходит…
Хотя все может быть куда проще: ведь я сказала ему, что замужем. Я с самого начала не знала, что у них тут принято жить вместе неженатыми и даже для таких пар есть специальный раздел в своде законов для семьи и брака – то есть сожительство признано обществом и является одним из его институтов. А мне тогда было неловко сказать, что я «сожительствую» с Игорем… Теперь уже поздно объяснять. Впрочем, и незачем: никаких видов на Джонатана у меня нет.
Позвонила я ему, потому что начала сходить с ума от острого чувства одиночества и неполноценности моей жизни.
– Хочешь, пойдем в кино? – предложил Джонатан. – Если ты не занята.
– Давай, – обрадовалась я. Не сидеть же мне допоздна одной, поглядывая на телефон!
Джонатан тоже обрадовался и стал договариваться о фильме и месте встречи.
Мы условились на полвосьмого. Было шесть. Я пошла краситься и одеваться.
Шерил позвонила, когда я закончила макияж.
– Олья, знаешь что? – и замолчала.
Я подождала и, поняв, что молчание затягивается, напомнила ей:
– Я тебя слушаю, Шерил…
– Мне кажется, что можно было бы предположить, что мы действительно близняшки, – тихо сказала мне она. (Не удивляйтесь этой витиеватой манере изъясняться. Как я вам уже говорила, высказать прямо и открыто свои чувства или мысли считается у этих людей почему-то неприличным.)
– Почему? – опешила я. Не от предположения Шерил, а от самого факта, что она отважилась мне об этом сообщить.
– Потому что мне тебя страшно не хватает.
Я обалдела еще больше.
– Приезжай, – сказала ей я. – У тебя есть машина? Тогда записывай адрес.
Мне было ужасно неудобно перед Джонатаном. Я извиняющимся голосом, со всей посильной нежностью ворковала в телефон, что в другой раз уж непременно…
– Не беспокойся, – сказал он. – Желаю вам хорошо провести вечер.
Все-таки в умении не показывать свои чувства есть свои положительные стороны.
– Я вот подумал… – сказал вдруг Джонатан, когда я уже собиралась положить трубку. – Спроси-ка у нее, где она родилась. На всякий случай.
Я кинулась приводить свою квартирку в порядок. Опыт моей семейной жизни в Москве, устроенной Игорем на западный манер, мне очень пригодился. Я быстро придумала небольшой ужин, накрыла красиво на стол, поставила свечи… и поймала себя на мысли о том, что жду Шерил, как на любовное свидание.
И даже с еще большим нетерпением.
В дрожащем пламени свечи ее лицо, такое знакомое и родное, такое мое собственное лицо, казалось неимоверно тонким и красивым. Нежный овал лица, орумяненный отблеском свечи, синие глаза, таинственно мерцающие из тени, тонкий нос, изящный рот… Не очень большой, не такой, знаете, на который хочется трусы натянуть, а просто легко очерченный и выразительный рот. Я любовалась ею, почти не слушая и не слыша ее слов. В какой-то момент мне стало казаться, что я схожу с ума, что влюбилась в самое себя и не могу оторвать глаз от собственного изображения. Я никак не могла разделить «я» и «она», у меня голова шла кругом… Я вспомнила рассказ мамы, как однажды, придя на уколы в одну квартиру, она попросила трехлетних мальчишек-близнецов не шуметь, поскольку их старшая сестра заболела. На что один из них, подняв ясные голубые глазенки, сказал удивленно: «Как же я могу шуметь? Ведь я же играю один!» Вот примерно то же самое испытывала я.