— Доброй ночи, — отвечал я. — Надеюсь, еще свидимся.
— И я об том же думаю. Очень мне угодила наша приятная беседа. Надеюсь, еще посмеемся при встрече!
И на этом мой эгоцентричный философ двинулся домой, блаженно не замечая, что моим единственным вкладом в «приятную беседу» было замечание, что он не похож на оптимиста.
Все его подопечные размеренно двинулись домой, а колли неистово метался туда-сюда, направляя отару в нужную сторону. Уже скоро я наблюдал, как стадо потекло шумной пенистой речушкой через узкий мостик над Уотер-оф-Круден.
Следующее утро выдалось добрым, очень жарким и необычно тихим. В любое другое время я бы радовался такой погоде, но вчерашнее предупреждение эрудита и философа меня насторожило. А хуже всего в этих пророчествах, что они усугубляют тревожность. Сегодняшний день задался хорошо — значит, приходилось ожидать, что кончится он плохо. Около полудня я прогулялся на Уиннифолд; я знал, что в субботу строители уйдут пораньше и дом будет в полном моем распоряжении, и хотел пройтись по нему в тишине и наконец выбрать цветовую палитру. Там я провел несколько часов, а затем, приняв решение, направился в гостиницу.
За эти несколько часов погода изменилась как по волшебству. Будучи в четырех стенах, весь в мыслях о другом, я и не заметил перемены — пусть и спорой, но все же наверняка постепенной. Жара нарастала, пока не стала гнетущей; но время от времени по воздуху словно пробегала холодная дрожь, от которой я чуть не морщился. Все было спокойно — так сверхъестественно спокойно, что редкие звуки резали слух. Почти сошел на нет крик чаек, шум бьющихся о камни и берег волн, противоречивший тишине над морем; овцы и скот затихли до того, что отдельное коровье «му» или овечье «бе» звучали удивительно одиноко. Глядя на море, я ощутил усиление холодного ветра; или не столько ощутил, сколько знал, что он усиливался. Когда я сошел по тропинке на пляж, мне было послышался чей-то оклик — слабый и далекий. Вначале я не обратил на него внимания, поскольку знал, что меня звать некому; но, обнаружив, что он не умолкает, огляделся. В каждом из нас хватает любопытства, чтобы уж хотя бы оглядеться, когда зовут. Сперва я ничего не заметил; но потом на помощь слуху пришло зрение, и я увидел, что с рифа мне машут платками две женщины. Крики явственно доносились от них. Не к добру очутиться на рифе перед бурей; вдобавок я знал те рифы. И я поспешил со всех ног: путь до них был неблизкий.
У южного окончания Круден-Бей есть скопление скал, отходящих от берега, как шпора петуха. Дальше они идут разрозненно, многие невидимы во время прилива. Они образуют часть Скейрс, раскинувшуюся веером от мыса Уиннифолд. Среди тех скал приливы и отливы особенно сильны; не раз меня чуть не уносило, когда я там плавал. Что может случиться, когда тебя затянет в Скейрс, я слишком хорошо знал по участи Лохлейна Маклауда. Я стремглав несся по крутой тропинке и каменистому пляжу, пока не достиг Сэнди-Крейгс[16]. На бегу я видел по приливу — слабому, но набирающему силу с каждой секундой, — что предсказанный пастухом шторм идет на нас на всех парах. В таких случаях каждый миг на счету. Больше того, от каждого мига зависела жизнь; и, задыхаясь, я полез через валуны. На отшибе за основной массой Сэнди-Крейгс торчат две скалы, чьи верхушки прилив не покрывает, но омывает с каждой волной. Ближайшая при низкой воде не отделена от основной массы, но соединяется с ней узким перешейком несколько футов длиной, который захлестывают первые же волны прилива, поскольку он находится на самом пути прибывающей воды. В девяноста — ста футах за этой скалой, через глубокий канал, есть внешний риф, в любое время представляющий собой остров. При низкой воде оттуда открывается лучший вид на множество скал Скейрс. Они поднимаются со всех сторон — гранит, как будто пожелтевший от волн на участке между линиями прилива и отлива; над второй уже не растут черные водоросли. Сей островок так укрыт за высокими скалами, что его не разглядеть из Круден-Бей или Порт-Эрролла; разве что с тропинки, поднимающейся на Уиннифолд. Повезло, что там проходил я, иначе бы попытки несчастных привлечь внимание пропали втуне.