— Погодите! — сказал я. Мне припомнился степановский ковёр — с его охотниками, стреляющими мимо цели. — Неужели вы не видели, как пуля попала в кабана или в снег?
— Да где там было смотреть! — ответил неудачливый стрелок. — Хотя, говорю, мне показалось сначала, что я попал…
— Как вы стояли? — спросил я.
— Да возле тех деревьев, на которые потом сиганули.
— А где кабан был?
— Вон там, — указал Пашка. — Он на прикормку вышел. Мы её специально оставляли — и накануне Нового года, и вчера.
— Значит, пуля шла вон оттуда вон туда? — я показал рукой.
— Верно.
— Топа, сторожи, — сказал я, отпуская поводок. — Не двигаться!
Мужики напряглись.
— Слышь, парень, ты бы всё-таки придержал его! А то, неровен час, кинется!..
— Он не кинется, если вы не будете дёргаться, — твёрдо заверил я. И поглядел на Гришку. — Гриш, ты не подержишь его две минуты? Для их спокойствия… Не бойся, он не рванёт.
Я думал, Гришка откажется. Но он, сделав глубокий вдох, нагнулся за поводком — и с глубоким выдохом выпрямился, будто из ледяной воды вынырнул.
— После этого кабана я с Топтыгиным готов под ручку ходить!.. — сказал он. Но поводок он всё равно держал с большой опаской, словно ёжика в руки взял, и, конечно, тут же бросил бы поводок, если бы Топе вздумалось рвануть. Но даже это символическое сдерживание Топы несколько успокоило мужиков. Во всяком случае, они перестали таращить глаза и цепенеть как кролики.
— Что ты хочешь? — тихо спросила Фантик, догнав меня.
— Я вспомнил степановский ковёр, — объяснил я. — Когда я его вчера разглядывал — пока секретарь его чистил — мне стала заметная ещё одна ненатуральная вещь. Все охотники на нём промахиваются. В жизни так не бывает. А ты можешь себе представить, чтобы два раза подряд подвели ружья, принадлежащие такому охотнику, как Степан Артёмович?
— Да, такое представить трудно, — признала Фантик.
— А если вспомнить при этом, что на охоте Степан Артёмович всегда рискует, потому что хочет доказать, что он — лучший охотник в мире? И что об этом знают все — включая, разумеется и мафию, которая хочет его убрать?
Говоря это, я тщательно осматривал снег.
— Ты хочешь сказать… — у Фантика перехватило дыхание. — Хочешь сказать, что кто-то ухитрился специально испортить ружья?
— Скорее, смухлевал с патронами. Одно ружьё дало осечку — вполне можно предположить, что в патроне не было пороха. Если б осечка произошла у министра — все бы списали потом на городской брак. Но вот второе ружьё… Выстрел-то раздался как надо — то есть, с грохотом. И, судя по всему, пуля задела кабана. Если бы она просто просвистела мимо, кабан бы развернулся и убежал. Кабаны впадают в ярость только тогда, когда их больно заденет — тогда они стараются отомстить, понимаешь? И охотник уверен, что попал как надо… Выходит, пуля-то в кабана попала — и ударила его ровно настолько, чтобы он озверел, но при этом ничуть не пострадал. Мы ведь видели его — на нём не было ни капли крови…
— И что ты думаешь?
— Мы тысячу раз читали и видели по телевизору, как в разных странах полиция стреляет резиновыми пулями во время беспорядков. Большого вреда они не приносят, но синяки набивают крутые, иногда человек и сознание теряет. Я думаю, кто-то подсунул что-то вроде такой резиновой пули… Которая выглядела как настоящая, а большого вреда причинить не могла. Надо ещё учитывать, что у кабанов чувствительность намного меньше, чем у людей. И сила жизни огромная! Если кабана не свалишь насмерть, он даже с тяжёлой раной ещё долго может сражаться…
Я тщательно перекапывал снег возле подкормки, с той стороны, откуда стрелял Сенька.
— Ничего не могу найти! — пожаловался я. — Видно, кабан затоптал глубоко в снег, пока метался по поляне.
— Так зачем искать? — спросила Фантик. — Ведь все остальные пули остались у охотников, так? Значит, можно их осмотреть…
— А ведь верно! — я выпрямился. — Мужики! — окликнул я. — Где коробки с патронами?
— В багажнике машины, — ответил Пашка. — Там же, где третье ружьё.
Я подошёл к Гришке и взял поводок.
— Пошли туда. У кого из вас ключи от машины?
— У меня, — широко ухмыльнулся Гришка. — Они оставили ключи в замке зажигания, а я их прибрал, чтобы они удрать от меня не могли, если ружья возвращать откажутся.
— Ах ты, падла!.. — не выдержал его друг Сенька.
— Ага, так я и позволил бы вам под монастырь меня подвести, — возразил Гришка. — Учитывая ещё, что ружья вы спёрли очень ценные — я ведь знаю, кто такой Угрюмый, и понимаю, что барахла он не держит — и что следы привели бы ко мне… Кстати, и багажник их машины открывать незачем. Ружьё и патроны я уже к себе переложил.
— Скотина!.. — сквозь зубы процедил Пашка. И опасливо глянул на зарычавшего Топу.
— Это вы скоты! — парировал Гришка. — Я бы вас на порог не пустил, если б знал, что вы меня в такую историю втянете!
— Поехали!.. — потянул я Гришку.
— А с этими что делать? — спросил бывший вор.
— Пусть катятся на все четыре стороны! — сказал я. — Ты даже не представляешь, как они нам помогли… Потом объясню. Сейчас нам нужно как можно скорее вернуть ружья. Это очень важно!
— Ладно, будем считать, что они достаточно наказаны! — усмехнулся Гришка. — Им кабан стал и судьёй, и прокурором! — он покосился на Топу. — Вот только, выходит, он будет позади меня сидеть? За шею не схватит?
— Нет, что ты! — я даже возмутился.
— Тогда пошли, — Гришка пошёл с полянки в сторону шоссе, на каждом плече — по ружью.
— Эй, ключи от машины верни! — крикнул Пашка.
Гришка повесил ключи на ветку.
— Заберёте, когда мы отойдём! — крикнул он. — Держитесь подальше, глаза не мозольте собаке! Вас никто не выдаст — ни я, ни ребята — если не будете глупить!
Мы почти дошли до машины, когда увидели, что два Гришкиных дружка осторожненько подошли к ветке и забрали ключи. Гришка сел за руль, мы устроились на заднем сидении — и через минуту мы уже мчались по шоссе.
— Нагрянули ко мне на Новый год, — стал рассказывать Гришка, не поворачивая головы. — По старым делам дружки. Кабана завалить им приспичило. Мол, они по пути ко мне и подкормку подбросили, выследив перекрёсток кабаньих троп. Нет, говорю, это дело не для меня, в заповедник охотиться не полезу, чтобы Семеныча — отца твоего, то есть — доверие не обманывать, и вообще я болен. Что-то так поясницу прихватило, что буквально ни сесть ни встать не мог — застудил, наверно. Но, говорю, если вы леснику мой подарок свезёте, то, может, он вам и разрешит зверюгу завалить. Скажите, что, мол, я за вас просил. Вывели они, значит, свою машину, погрузили на верхний багажник балясины для перил вашей лестницы на второй этаж — я ж давно говорил вам, что заменю вам балясины на новые и красивые — и поехали. Как уехали с балясинами, так и вернулись. Что такое, говорю, нелады какие? Да нет, отвечают, ничего особенного, просто огромная собака, о которой ты нас предупреждал, на дороге сидит, близко подъехать не даёт, а докричаться до людей мы не смогли. Ну, я Топу знаю, он ведь суров бывает, так что поверил им. Ладно, говорю, как оправлюсь, сам эти балясины отвезу. Может, оно и к лучшему — установлю заодно, — Гришка рассказывал обстоятельно, с деревенской неспешностью. — На следующий день мои голубчики опять в лес намылились. Надо, говорят, подкормку для кабанов обновить, ты, мол, не надумал охотиться? Нет, говорю. И вообще, говорю, у вас ружей нет, а своё ружьё я вам не дам. Они смеются. С ружьями, мол, говорят, проблема не ахти, а прикормку мы всё-таки подбросим, а там видно будет. И уехали. А сегодня с самого утра их как ветром сдуло. А мне полегчало, я встал, начал по дому прибирать. И на эту пластинку наткнулся! Что Угрюмый в заповеднике уже охотился — я знал, и понял так, что он опять приехал, а что на пластинке ему «удачной охоты» желают — так, значит, ему ружьё на юбилей дарили, а эта пластинка к прикладу была привинчена! Словом, все мне стало ясно — и я рванул вдогонку за ними! Они приблизительно упоминали, в каком месте подкормку оставляли, вот я и ехал по шоссе, пока не увидел свежие следы колёс, в лес, значит, уходящие… Только свою машину рядом с их машиной поставил — выстрел услышал, а потом крики… Ну, остальное вы знаете… — он задумчиво покачал головой. — Это ты прав, Борька, что решил их не выдавать. Так они тише воды ниже травы сидеть будут, а если б мы их в милицию сдали, то или они сами, или другие дружки мне бы потом отомстили. Впрочем, всё равно надо будет Семенычу все рассказать, пусть он решает, сдавать их или нет. Хотя, я думаю, он с нами согласится — он ведь понимает, что мне потом могут крепко насолить в отместку! А теперь вы рассказывайте, что и как, почему такая спешка.