И хотя Лариса выглядела не совсем обычно и явно чувствовалось, что она нервничает, Маша приписала это к разыгрываемой только что какой-то душещипательной сцене. Наверняка в таком же возбужденном состоянии находился и актер, который был где-то в глубине квартиры.
— Да… Мы тут репетируем, все в порядке. Завтракайте без меня… Маша, Машенька, — вдруг зашептала она быстро и шепотом, — позвони, пожалуйста…
Но она не успела договорить — словно невидимым воздушным потоком ее втянуло в квартиру, и дверь захлопнулась.
Маша, обернувшись на выглядывающих из дверного проема Сережу с Никитой, пожала плечами: она ничего не поняла.
— Ладно, завтракаем дальше, — решила она. — Мы с вами — форменные болваны (она точь-в-точь повторила папино выражение). И как это нам в голову не пришло, что они не репетируют, а выясняют отношения… А что, если мужчина, который находится в ее квартире, — ее друг, возлюбленный? А мы, дураки, распереживались!
Все вернулись за стол, доели омлет, и Маша налила всем чаю. Впереди ее ждал долгий и утомительный день, наполненный полным бездельем и отсутствием каких бы то ни было планов. Если Лариса и дальше будет себя так вести и забросит их из-за какого-нибудь мужчины, то ей, Маше, придется готовить еще и обед, а то и вовсе приняться за стирку. Такая перспектива ее не устраивала. И хотя она сидела сейчас за столом и пила чай, мысли ее уплыли далеко-далеко, в дивный сосновый лес с большой солнечной поляной, рядом с которой пологий берег чистого водоема; она осторожно ступает в прохладную прозрачную воду, распугивая маленьких рыбок, затем сама, превратившись в рыбку, ныряет с головой в тугую, перехватывающую дух водную темень и плывет, плывет, отдаляясь от берега все дальше и дальше… Затем выныривает, поднимает голову и чувствует распространяющийся вокруг запах костра и печеной картошки; а кругом такая тишина, что хочется услышать дыхание самой воды…
Она пришла в себя, когда ее кто-то тронул за плечо. Она повернула голову и увидела испуганные глаза своего брата.
— Ты уснула, что ли?! — тряс он ее за плечо. — Она уехала, вон она, уже села в машину с каким-то типом и уехала…
Маша подскочила к окну и увидела отъезжающую от подъезда большую черную машину с темными стеклами. Сережа Горностаев, стоявший рядом с ней возле окна, тихо заметил:
— Я видел, что он почти насильно усадил ее в машину, и что она, перед тем, как сесть, посмотрела на твои окна, Маша… Она хотела тебе что-то сказать.
— А в чем она была? Снова в разных туфлях? В плаще? — сердце ее сжалось в нехорошем предчувствии.
— Да нет, она была шикарно одета, в черный костюм и обута в черные туфли.
— А еще этот тип держал в руках большой черный чемодан, — подал голос Пузырек. — Это ее чемодан, точно, я сам видел его у Ларисы на шкафу… И вообще, она разрешала мне прятаться в нем. Она уехала, Маша. И даже ничего не сказала.
Маша снова бросилась к двери и выбежала в коридор. Подошла к двери Ларисиной квартиры и толкнула ее. Она оказалась не заперта.
— Сережа, Никита… Идите сюда… — И она закричала, увидев на полу рядом с разбросанными как попало плащом, туфлями и сумками лужу крови.
Глава 2
СРЕДИ ПОГРОМА
Квартира актрисы Ветровой была похожа на поле боя. Опрокинутая мебель, разбросанные вещи, рассыпанная пудра и раздавленная помада, разлитые духи, распахнутые окна и гуляющий по комнатам ветер. Красная жидкость, которую они приняли сначала за кровь, была, возможно, на самом деле кровью, но только бутафорской, которую используют в театре.
— Всем оставаться на своих местах, — приказал тоном, не терпящим возражения, Сережа, храбро обследуя комнату за комнатой, как если бы он и в самом деле не боялся наткнуться на что-нибудь страшное и опасное. — Я знал, я чувствовал, что это не репетиция, что между Ларисой и ее посетителем происходит что-то непонятное, но что явно направлено против нее… Он повез ее куда-то, куда она не хотела ехать, и это не в Москве, а в каком-то другом городе…
— Да-да, я тоже слышала, как она говорила, что не хочет туда лететь, что она там никого не знает, — сказала Маша.
— По-моему, это означает, что тот, кто за ней пришел, хотел, чтобы она полетела в другой город, — эти слова принадлежали уже Пузырьку, который, стараясь ни в чем не уступать Сереге, смело шагал за ним следом, шарахаясь то от распростертого на полу мехового воротника, то от раскачивающейся над дверью африканской дьявольской маски.
— Правильно рассуждаешь, Никита, но зачем ему было устраивать в квартире такой погром? Он что-то искал? Но что можно найти в квартире актрисы? Деньги? — Горностаев рассуждал вслух. — Я не думаю, что у вашей соседки их было так уж много. Насколько мне известно, актерам, как и всем людям искусства, платят мало.
— Я тоже об этом по телевизору слышала… — Маша вдруг почувствовала, что не в силах больше сдерживаться, и расплакалась. — Ведь она же хотела мне что-то сказать, она попросила меня кому-то позвонить, но не успела… Ты помнишь, Сергей?
— Помнить-то помню, но она же не успела сказать, так что ты себя не вини.
Этот человек словно затянул ее внутрь квартиры и захлопнул дверь. Но я почему-то решила, что они просто-напросто выясняют отношения, и мы не имеем права вмешиваться во взрослые дела. Если бы она хотя бы успела произнести слово «милиция», то я сразу бы все поняла. Бедная Лариса, как же мне ее жалко!