Выбрать главу

Потом какие-то младшие офицерские чины обошли строй «вернувшихся к вере» и вручили каждому нарукавные эмблемы с изображением минарета…

Конечно, подполковник Шилов знал о Туркестанском легионе. Формирование его началось еще вскоре после разгрома гитлеровцев под Москвой. В то время фашисты спешно основали марионеточную организацию, которая впоследствии стала называться «Туркестанским национальным комитетом». Прикрываясь целью борьбы за создание «единого Туркестанского государства», этот комитет руководил подготовкой и засылкой шпионов и диверсантов в глубокий советский тыл. Насколько большое значение придавалось комитету и его легиону, свидетельствует тот факт, что руководство ими осуществляли непосредственно ост-министерство, занимавшееся делами оккупированных территорий, имперская разведка "абвер" и главное управление СС.

…Шли дни и недели в беспрерывном молении и муштре. Но вот однажды в лагерь приехал человек в черном костюме и черном галстуке, в ослепительно белой манишке и скрипящих штиблетах. Точеное лицо его, бледное, как у европейца, тем не менее выдавало сына Востока. Надломились в улыбке бескровные, тонкие губы.

Человек в черном был крупной фигурой. Его охраняли эсэсовцы, даже сам оберст относился к нему почтительно.

— Вали Каюм-хан! — объявил он и выкинул вперед руку: — Хайль Гитлер!

— Хайль! — ответил человек с бледным лицом и обратился к застывшим в строю легионерам: — Братья, мы с вами одной крови и одной веры. Аллах да поможет нам!

Это был тот, кого немцы прочили в президенты Туркестанского государства. Вали Каюм-хан — матерый враг советского народа. Сын ташкентского торговца, в 1922 году он поехал на учебу в Германию, но затем отказался вернуться на родину и стал платным агентом немецкой разведки. С приходом Гитлера к власти занимался антисоветской деятельностью среди эмигрантов, был назначен руководителем «Туркестанского национального комитета». После полного разгрома фашистов бежал в английскую зону оккупации и по заданию британской разведки приступил к возрождению своей организации на территории Западной Германии.

Знал ли Абдусаломов, кого заслушался в тот роковой для него день? Позже с группой легионеров-фанатиков он оказался в Марокко, где со временем превратился в «перемещенное лицо». А ведь это человек нетолько без родины, но и без всяких прав.

— Я искал работу и молил аллаха дать мне силы все вынести. Потом встретил такого же несчастного земляка — Бердиева. Его история похожа на мою. Мы стали бродяжничать вместе, мечтая о родине, готовы были умереть, но прежде увидеть ее.

Абдусаломов задыхался.

— Отдохните, — предложил подполковник.

— Нет, нет! — воскликнул Абдусаломов, словно боясь, что ему помешают высказаться до конца. — А затем мы оказались в полицейском участке и подписали какую-то бумагу. Бердиев сказал: «Слава аллаху».

Так они согласились работать на американскую разведку. Иначе не видели возможности вернуться домой.

— Почему же именно вас избрали агентом? — спросил Шилов.

— Дед у меня муллой был, — беспомощно развел руками Абдусаломов. — Но ведь я учился в советской школе и не скрывал, что дед — мулла. А тут предупредили: времена другие. Да еще я был в легионе. В общем, я запутался, совсем растерялся…

— А что же ваш друг, Бердиев?

Жалкая улыбка скривила губы задержанного.

— Действительно, я ведь вам еще не все рассказал. Мой друг Бердиев… Вначале мы вместе учились в разведшколе. На ферме были вдвоем, если не считать инструкторов да собак, всегда спущенных с цепи. — Абдусаломов содрогнулся, вспоминая: — Стреляли… Вот так. В живот!.. Чтобы враг, умирая, мучился. В живот, как ту собаку, которую и меня заставили убить. Она выла и корчилась. А я смотрел… Нас учили забыть о жалости…

Они изучали фотодело и топографию, оружие и тайнопись. А еще историю разведки и систему охраны Государственной границы СССР. Проходили специальные практические занятия по наблюдению за военными объектами и добыванию документов.

— Вы спрашивали о Бердиеве?.. Мы были в Нью-Йорке. Эмпайр-стейт-билдинг — необыкновенное здание на Пятой авеню. Высота триста восемьдесят метров. Тысяча девятьсот три ступеньки. Тренировали нашу память… Пили мы до тошноты, точно окунулись в омут. И вдруг нас отвозят на Третью авеню, туда, где ее пересекает Четырнадцатая улица. Вы знаете, что это за место?.. Там проживают русские эмигранты. Мы с пьяной компанией ворвались в чью-то квартиру. Девушка играла на пианино. Нам с Бердиевым показалось, что она из другого мира, даже хмель прошел.