— Стойте! — приказал часовой.
Ленин остановился и поздоровался.
— Вы откуда идете? — строго спросил курсант.
— Из Совнаркома.
— Предъявите пропуск.
— Пожалуйста, — сказал Ленин, но оказалось, что постоянный пропуск он забыл дома.
Владимир Ильич пояснил:
— Вот моя квартира. Пропуск на столе, сейчас принесу его вам.
— Есть приказ коменданта никого без пропуска не пускать.
— Тогда, конечно, — согласился Ленин. Он направился в комендатуру, попросил выписать ему разовый пропуск и лишь затем прошел в свою квартиру.
Когда курсант сменился с поста, комендант сказал ему:
— А ведь это вы Председателя Совнаркома товарища Ленина не пустили домой.
Курсант побежал к Владимиру Ильичу извиняться.
Ленин внимательно выслушал его и сказал:
— Вам извиняться нечего. Приказ коменданта на территории Кремля — закон. Как же я, Председатель Совнаркома, мог этот приказ нарушить? Я был виноват, а вы правы…
Здесь Серебренников посмотрел на Бородулю.
— А вы постеснялись лишний раз проверить документы у капитана «Медузы».
Вечером майор подвез Горских в гостиницу. Капитан буксира признался, что скучает по морю. Но так уж сложились обстоятельства. Серебренников увидел на кителе Горского колодку — два ордена Красного Знамени и медали.
Горские сошли у гостиницы. Капитан «Медузы» взял жену под руку. На скамейке сидел Ефремов. Горский приветливо поздоровался.
— А знаете, — сказал он вдруг, — пойдемте-ка с нами есть шашлык.
Елена удивилась:
— Так ведь мы только что поужинали.
— Меня всего растрясло в дороге. А потом, может быть, к Хасанчику завезли пиво.
Хасанчиком все называли буфетчика в летнем ресторане.
Елена сослалась на усталость и отказалась. А Ефремов не успел и опомниться, как уже сидел с Горским за отдельным столиком. Расторопный Хасанчик быстро организовал пиво и закуску, принес и водку.
— Ваше здоровье! — сказал Горский, чокаясь с водителем. После второй стопки у того закружилась голова. А Горский все наливал и наливал.
Потом они возвращались домой, и Горский почти тащил Ефремова на себе. Тот плакал, рассказывая о своей трудной жизни.
За последнее время они сменили столько городов, что у Тома рябило в глазах. Они были в Самарканде и Бухаре, Чарджоу и Марах, Намангане и Фергане. Подолгу Буйвол не хотел задерживаться на одном месте, чтобы не привлекать излишнего внимания.
Апрель застал их на юге Киргизии, в Оше. Однажды Зуб отправился на базар, где было чем поживиться. Он хвастался своими успехами и даже радовался, что Тому не везет.
— Фортуна, так сказать, отвернулась?
— Отвернулась, — согласился Том. На самом деле ему просто надоело воровать. Он стал чаще ходить один. С интересом наблюдал, как в городе идет крупноблочное строительство, асфальтируют мостовые.
В каком-то колхозе его приняли за агитатора. Он пришел на полевой стан во время обеденного перерыва, и кто-то хлопнул его по плечу:
— Давай, паренек, читай газеты.
Потом Тома угостили таким жирным и вкусным пловом, какого он еще никогда не ел. Давно не было так хорошо, как в этом гостеприимном колхозе. Может быть, не возвращаться к Буйволу?
Но следующую ночь он снова провел с приятелями. А наутро поезд должен был помчать их в новые края.
…На ветреном и пыльном перроне Буйвол вдруг столкнулся с каким-то гражданином и поначалу оторопел. С первой платформы отправлялся поезд на Андижан. Гражданин вскочил на подножку вагона. Буйвол забыл про своих подопечных и бросился за ним. В тамбуре они принялись о чем-то спорить, но помешали Зуб и Том, тоже оказавшиеся в вагоне. Буйвол стал знакомить:
— Семен Петрович, мой старый приятель.
Мужчина улыбнулся, но глаза оставались холодными. Ему перевалило за шестьдесят, однако стариком нельзя было назвать. Видимо, он тщательно следил за своей внешностью: чисто выбритый, на пробор седые волосы.
В Ленинабаде Семен Петрович и Буйвол остановились в гостинице «Ходжент». Им предоставили отдельный номер, и здесь «старый приятель» дал волю своему гневу.
Буйвол лишь недобро усмехнулся: