— А дальше? Как поступил Горский?
— Он сам продолжил стихотворение.
Память у Серебренникова сработала безотказно. Именно эти строки Омара Хайяма враги собирались использовать для пароля.
— Разрешите курить? — Начальник КПП заметно волновался. Только что Серебренников спросил у него:
— Какого вы мнения о капитане «Медузы»?
Мансуров не знал, что и ответить. Майор в двух словах пересказал свой разговор с Истат Мирзобаевой. В свою очередь, Мансуров поведал о заявлении Ефремова. Обо всем немедленно поставили в известность начальника отряда.
Полковник Заозерный внимательно выслушал скупую информацию. Несколько минут назад ему стало известно о встрече Горского с агентом иностранной разведки. Как видно, капитан Харламов тоже не терял времени зря.
Граница рядом
Ташкент проводил черными, бесплодными тучами. Самолет забирался все выше. Чуть приоткрытые створки мотора подрагивали, словно жабры гигантской рыбы.
Когда тучи рассеялись, Юрий увидел песчаные холмы. Они вздымались, как океанские волны, и не было этому безбрежному желтому океану ни конца, ни края.
В Захмат-али прибыли к вечеру. Горский оставил юношу в чайхане, а сам пошел справляться насчет машины.
На самом деле он торопился в городской сад. На одной из скамей его уже поджидал Василий Васильевич. Горский замедлил шаги — тот пришел на свидание не один. Рядом сидел Буйвол.
Теперь ему предстояло избавиться от того и другого.
— А не отметить ли нам знакомство? — предложил Буйвол.
Они вышли из сада, и Василий Васильевич повел к той самой чайхане, где Горского дожидался Юрий.
— Только не сюда, — предложил Горский.
— Анатолий Сергеевич! — К Горскому навстречу бежал юный Серебренников. Капитан «Медузы» крепко выругался про себя.
— А я думал: куда это вы пропали? — улыбался юноша. — Попросил чайханщика приглядеть за чемоданом и пошел вас искать… Здравствуйте, — спохватился он, заметив, что Горский не один.
— Здравствуй, детка! — мягко ответил Буйвол.
Горский резко вмешался:
— Иди, Юра, в чайхану! — А сам подумал: «Неужели теперь и с сыном Серебренникова придется разбираться?» Но он все-таки еще на что-то надеялся.
В чайхане Горского ожидал новый сюрприз. Зуб и Том сразу узнали его, насторожились. Теперь все они сидели за одним столиком. Василий Васильевич не хотел при постороннем ссориться с Горским в такой ответственный момент и притворился несведущим:
— Так вы капитан?
— Как видите…
Том сидел рядом с Юрием. Вначале решил, что это сын моряка, но они были совсем не похожи, и он усомнился. Однако спросил тихо, пользуясь тем, что остальные не обращали на них внимания:
— Отец?
— Нет, — невольно поддаваясь его таинственному тону, также тихо ответил Юрий. — У меня отец майор-пограничник.
Том вдруг решил, что паренька хотят обработать.
«А я не позволю!» — эта мысль ему страшно понравилась. После такого доброго дела он сможет смело посмотреть в глаза людям.
Горский между тем тоже разыграл полное неведение:
— А вы, случаем, не геологи?
— Отгадали, — сразу согласился Василий Васильевич.
Они просидели в чайхане до темноты. Юрий все чаще поглядывал на часы:
— Скоро поедем, Анатолий Сергеевич?
— Да вот геологи, люди бывалые, говорят, что машины пойдут в Реги-Равон не раньше девяти часов вечера.
«Геологи! — усмехнулся Том. — А что это еще за Реги-Равон?»
Наконец Горский сказал:
— Бери свой чемодан, Юра.
Стебеньков был хорошим шофером, и ему часто доверяли возить грузы на границу. В десятом часу вечера он загрузился и, уже выезжая на шоссе, обогнал старенькую полуторку.
— Стой! — крикнул водитель в косоворотке. Но Стебеньков был так занят своими мыслями о блондинке из диспетчерской, что не обратил на него внимания.
Неожиданно впереди выросла фигура человека с поднятой рукой. Стебеньков затормозил.
— Не в Реги-Равон случайно? — спросил капитан в форме речника. — Довезешь?
Вместо ответа Стебеньков распахнул дверцу кабины.
— Садитесь, ребята! — крикнул кому-то капитан.
Шофер удивился: из придорожного кустарника высыпали люди. Но капитан успокоил:
— Это геологи. Все документы у них в порядке, — и посадил белобрысого паренька в кабину.
Стебеньков неохотно тронул машину с места. Хотя бы капитан сел с ним, а то ведь этому желторотому даже о своих сердечных делах не расскажешь.