Вскоре и я ушел вслед за ним. Мне хотелось лечь сегодня пораньше — ведь завтра предстояла лыжная прогулка. Но, прежде чем отправиться к себе в комнату, я зашел в маленькую мастерскую рядом с кухней, где отец установил когда-то верстак. В доме каждого горца всегда найдется что отремонтировать и смастерить. Здесь стояли мои лыжи. Я тщательно осмотрел крепления, положил слой мази на каждую лыжу, смазал жиром ботинки.
Когда я вернулся в зал, там уже было не так оживленно. Несколько соседей играли в карты. Мама вязала. Отец наблюдал за игроками и поддерживал огонь в очаге.
На узкой площадке первого этажа я замедлил шаг и внимательно оглядел дверь господина Дюрана. Из-под створки двери пробивался свет. Итак, он не спал. По-видимому, читал. Я услышал покашливание, затем шаги, вздох, шум передвигаемого стула… Снова наступила тишина. Я пошел к себе.
Странный сон приснился мне в эту ночь.
К нам в класс пришел новый ученик. Господин Казен начал записывать его в классный журнал и, нагнувшись над своим пюпитром, спросил, как его зовут.
«Меня зовут Эмиль Кецалькоатль», — ответил новичок.
«Что? Повторите, пожалуйста!»
«Кецалькоатль Эмиль», — повторил ученик спокойным и тихим голосом.
«А? Как? Простите… Вы что это, серьезно? Такой фамилии быть не может!» — воскликнул учитель.
«Совершенно серьезно, — ответил, нисколько не смущаясь, ученик. — Ляпюжад меня знает. И Даррегиберри тоже».
«Ляпюжад? Дарреги…»
Это был очень странный мальчик. Маленький, худощавый, с темным загорелым лицом, острым носом. Он стоял на одной ноге, как цапля. Разноцветные перья качались на его голове. Вдруг господин Казен заметил этот странный наряд.
«Скажите, пожалуйста, дитя мое, что означает это нелепое оперение? Где вы находитесь? Скажите мне, откуда вы явились? — Учитель стучал кулаком по столу. Голос его гремел, седые брови топорщились от негодования. — Откуда вы явились?»
«Из Теночтитлана».
И голосом Феликса Ляпюжада, звучавшим с несвойственной ему дерзостью, он уточнил:
«Иначе говоря, из Мехико!»
«Как? Что? Из какой вы страны?»
«Я астек».
«Простите?»
«Я астек, астек, астек…» — заверял новенький пронзительно-неприятным голосом.
Господин Казен повернулся ко мне. Его глаза сверкали угрожающе.
«Бертран, подойди ко мне, объясни, что происходит. Объясни мне все, а не то я посажу тебя в карцер до самой пасхи!»
Я вдруг онемел. Господин Казен, всегда такой выдержанный, жестикулировал перед моим носом, грозил мне линейкой. Мое положение было отчаянным — я потерял дар речи.
— Бертран! Бертран! Бертран!
Кто меня так трясет? Астек? Господин Казен? Я открыл глаза. Ослепительная белизна наполняла комнату. Где я? И где странный школьник в разноцветных перьях?
«Вот дурак! — наконец сказал я себе. — Это же моя комната, моя постель. А свет вокруг — от снега».
Нетерпеливая рука, которая трясла меня, была рукой моего друга Феликса и ничьей другой.
— Послушай-ка! Ну и крепко ты спишь! Я забежал к тебе, а твоя мама послала меня разбудить тебя и сказать, что завтрак уже готов. Можешь спускаться. Имей в виду, я составлю тебе компанию. Холод нагоняет аппетит.
— Ладно, я иду.
— Обожди немного. Я… Послушай, это весьма важно.
На сей раз Феликс говорил очень тихо и таинственно.
— В чем дело?
— Есть новости!
— Новости? Какие новости?
Я все еще не мог очнуться и был во власти странного сна.
— Смотри!
Феликс опустил руку в карман и, не вынимая ее, направился к выходу, заглянул на лестницу и тщательно закрыл дверь на задвижку.
— Смотри! — повторил он.
— Но я ничего не вижу. Да покажи ты наконец, не тяни!
Он разжал кулак.
На ладони у него лежал мокрый и мятый лист бумаги, который Феликс тщательно разгладил, — листок из блокнота с зубчатыми краями, на котором наспех карандашом был набросан рисунок. Мне нетрудно было узнать его.
— Я поднял этот листок на краю дороги, в снегу, когда шел к тебе. Вероятно, он потерял.
— Кто «он»?
— Астек, конечно. Этот листок был у него в кармане. Он вытаскивал носовой платок. Бумажка выпала. Узнаёшь?
— Карта.
— Да.
— Мексика.
— Совершенно верно.
— Узнаю Юкатан, Мексиканский залив… С другой стороны — Тихий океан и полуостров Нижняя Калифорния.
— Это еще не все.