Да Пушкин этого и не просил, этого и не хотел. «Хвалу и клевету приемли равнодушно», — советовал Пушкин иным. Но насчет клеветы, к великому сожалению, совету своему не внял. А вот насчет хвалы, я думаю, внял. Сам себя, конечно, хвалил. «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» И памятник себе возводил. «Любите самого себя!» — так в «Евгении Онегине». Своему другу лицейскому, Горчакову, говорил: «Когда меня хвалят, мне все равно. А когда ругают — не все равно». «Значит, тебе не все равно, когда тебя хвалят», — сказал Горчаков. Нет, Горчаков не разобрался в психологии Пушкина, который обладал чувством творца в самом высоком смысле, то есть Божьем. К проклятиям в свой адрес Бог не равнодушен. За проклятия в свой адрес Бог рано или поздно, так или иначе, при жизни или после жизни, наказывает. Вот к славословию в свой адрес, я думаю, Бог равнодушен. Не Бог требует, чтоб ему кланялись, а те, кто пониже. Часто самозванцы от имени Бога вещают. Инквизиторы разные, фарисеи, книжники… [...]
Набокова, как известно, в советское время много и несправедливо критиковали. Хотя в отношении снобизма, иной раз переходящего в цинизм, — справедливо. Ныне, в послеперестроечной России, — все наоборот. В оккультных набоковских обществах за каждую строчку в ножки кланяются, как Набоков и мечтал. Хорошо еще, что Набоков не прокомментировал «Гавриилиаду», тем более «Луку Мудищева», при его-то, Набокова, научной кабинетной дотошности и пунктуальности. Но — к делу, то есть к набоковскому Абраму Ганнибалу.
Набоков, конечно, «африканец» — караимская гипотеза, кажется, ему неизвестна, иначе, думаю, он как-то на нее бы откликнулся. Очевидно, она до него не дошла или в его время не существовала. Надо сказать, что к кому бы ни обратиться по африканской гипотезе, все от мала до велика начинают плясать от прошения Ганнибала и следующей за этим прошением «Немецкой биографии», то есть гипотеза держится на этих двух африканских слонах. Прежде слоны были абиссинскими. Ныне, по новейшему методу, они перекочевали за тысячу километров на берега озера Чад, поэтому вопрос первый — насколько эти оба слона достоверны. Не резиновые ли, не надутые ли воздухом? Первооснова — прошение Абрама Ганнибала. [...] Итак, в прошении — жанр бумаги важен — Абрам Петрович пишет:
«Родом я, нижайший, из Африки, тамошнего знатного дворянства. Родился во владениях отца моего, городе Лагоне, который и кроме того имел под собой еще два города…» Тут обычно обрывают текст. У Брагинской есть еще одна фраза текста через многоточие: «…На дворянство диплома и герба не имел, понеже в Африке такого обыкновения нет». Но это еще куда ни шло. Хуже, что ничего не сказано о том, что сведения в прошении были признаны по сути недостоверными. Прошение было подано Ганнибалом в Сенат с явно корыстной целью получить не только дворянство, но и княжеский титул, поскольку город Лагон имел под собой еще два города. Сенат, куда прошение было подано, и императрица Елизавета отказали. И то, что об том ни слова даже у дотошного Набокова, по крайней мере странно. Трудно себе представить, что это было неизвестно Набокову. Да и другим авторам-«африканцам», среди которых и весьма именитые.
А узнал я об отказе, опять же, из очерка скромного харьковского историка Александра Зинухова. «Рассказы Абрама Петровича Ганнибала о его благородном африканском происхождении на веру не взяты. Цену им знали… Таким образом, в момент рождения А. С. Пушкина его мать Надежда Осиповна (Иосифовна) и вся Ганнибалова родня дворянами не были… Только после смерти Ганнибала его дети получили грамоту о дворянстве. При этом замечено, что происхождение их “покрыто неизвестностью”». Иными словами — мраком. Впоследствии мрак этот был заменен лаком, происхождение отлакировано. И сам Александр Сергеевич Пушкин принял участие в том лакировании. Меж тем дворянство Ганнибалами получено не на основании прошения, а как землевладельцами Псковской губернии. Княжеский титул так и не был получен. Титул, который должен был быть, если бы признали достоверным Лагон, имеющий под собой два города, то есть княжество. Однако, может быть, Сенат и императрица Елизавета поступили несправедливо? Ведь помимо «слона» — прошения — существует и второй, на котором держится «африканство» Пушкина: «Немецкая биография».
О «Немецкой биографии» у Набокова сказано: «В ней есть подробности вроде отдельных имен и дат, которые мог помнить только Ганнибал; и при этом в ней много такого, что противоречит или историческим документам (например, прошению самого Ганнибала), или элементарной логике и явно вставлено биографом с расчетом подправить историю, заполнить пробелы и истолковать лестным для героя (хотя, в сущности, нелепым) образом то или иное событие его жизни. Поэтому я считаю, что кто бы ни состряпал эту гротескную подделку, он (или она) своими глазами видел(а) какие-то автобиографические наброски самого Ганнибала». (Иными словами, по Набокову, гротескность относится и к самому Ганнибалу.) «В немецком языке, по-моему, узнается житель Риги или Ревеля. Возможно, автором был кто-то из ливонских или скандинавских родственников г-жи Ганнибал (урожденной Шеберг). Скверная грамматика, по-видимому, исключает авторство профессионального генеалога». Несколько ранее о биографии у Набокова сказано, что она написана «убористым готическим почерком на высокопарном и цветистом, но не слишком грамотном немецком». Притом, пишет Набоков, «пушкинское примечание 11 к «Евгению Онегину» основано преимущественно на этой биографии, но с деталями, прибавленными из семейных преданий или романтических фантазий».