– Как-то это не очень помогает, – заметил я.
– Это только указывает на необходимость осторожности, – парировал он.
– Да, я это вижу. Но каково ваше собственное мнение по этому делу?
– Что ж, – сказал он, – давайте рассмотрим факты по порядку. Вот человек, который, как мы предполагаем, отравлен морфием. Вопрос в том, принял ли он его дозу сам или она была введена кем-то другим? Если он сделал это сам, то с какой целью? Все указывает на то, что тут речь не о самоубийстве, так же можно исключить версию наркомании. Ваш курильщик опиума не доводит себя до состояния комы. Обычно он хорошо держится в пределах установленного баланса. Напрашивается вывод, что наркотик дает ему какой-то другой человек, а наиболее вероятным человеком в этой ситуации является мистер Вайс.
– Морфий ведь не является обычным ядом?
– Да, он неудобен для отравления, за исключением варианта, когда однократно вводится смертельная доза. Но мы не должны забывать, что медленное отравление морфием может быть выгодно в некоторых случаях. Оно ослабляет волю человека, лишает способности здраво мыслить и подрывает здоровье, что может сделать его очень полезным для отравителя, преследующего такие цели как: подписание какого-либо документа или завещания, невмешательство при проведении каких-либо дел. А смерть можно вызвать и позже – чем то другим. Видите, насколько все может быть серьезно?
– Вы имеете в виду, что в свидетельстве о смерти будет указано, что она наступила по причине болезни?
– Да. Предположим, мистер Вайс дал мистеру Грейвсу большую дозу морфия. Затем он посылает за вами и предлагает вам версию о сонной болезни. Если вы примете это предположение, он в безопасности. Он может повторять процесс отравления, пока не убьет свою жертву, а затем получит от вас свидетельство о смерти от болезни, что прикроет убийство. Это довольно остроумная схема, которая, кстати, характерна для сложных преступлений. Ваш хитрый преступник планировал свое преступление как гений, но выполняет его как глупец. Хотя, возможно мы несправедливы к мистеру Вайсу.
– В чём же он сглупил?
– Здесь нужно учитывать несколько аспектов. Во-первых, он должен был выбрать подходящего врача. Ему подошел бы хороший, бойкий, уверенный в себе человек, который «знает, чего он хочет». Он быстро бы ухватился за диагноз и придерживался его. Преступнику подошел бы и невежда, склонный к алкоголизму. Но было фатальной неудачей столкнуться с осторожным ученым-практиком вроде вас, мой уважаемый друг. Если мистер Вайс действительно преступник, он плохо справился со своей задачей.
– И вы, видимо, думаете, что именно он – преступник?
– Я практически уверен в этом. Но я хотел бы задать вам один или два вопроса об этом человеке. Вы утверждаете, что он говорил с немецким акцентом. Каким был его английский? Хороший словарный запас? Он использовал какие-либо немецкие выражения?
– Нет. Я должен сказать, что его английский был безупречен, и я заметил, что фразы были хорошо выстроены даже для англичанина.
– Он показался вам «ненатуральным», я имею в виду, изменившим специально внешность?
– Не могу точно утверждать. Освещение было очень слабым.
– Вы видели, какого цвета у него глаза?
– Нет. Я думаю, они были серыми, но я не уверен.
– Возница. Вы сказали, что он был в парике. Вы видели цвет его глаз? Или какую-то особенность, по которой вы могли бы его узнать?
– У него на правой руке был искривленный травмой ноготь большого пальца. Это все, что я могу сказать о нем.
– Он не показался вам похожим на Вайса? Голосом или чертами лица?
– Вовсе нет. И он говорил с отчетливым шотландским акцентом.
– Причина, по которой я спрашиваю, состоит в том, что если мистер Вайс пытается отравить этого человека, кучер почти наверняка будет сообщником или, может быть, родственником. Вам лучше внимательно рассмотреть его, если представится еще один шанс.
– Постараюсь. И это возвращает меня к вопросу: что же делать? Должен ли я сообщить о случившемся в полицию?
– Я склонен думать, что пока нет. У вас маловато фактов. Конечно, если мистер Вайс ввел яд «незаконно и злонамеренно», то он совершил уголовное преступление и подлежит наказанию в соответствии с Законом о Консолидации 1861 года, до десяти лет каторги. Но вы не можете под присягой давать показания, если не знаете, что злоумышленник вводил. Вы не знаете, был ли это яд, у вас нет ни имен, ни адреса вашего таинственного пациента. А ещё вопрос сонной болезни. Вы отвергаете её с медицинской точки зрения, но не сможете поклясться в суде, что это не сонная болезнь.