Таксист развернулся на сто восемьдесят градусов и поехал на восток по Калифорниа до Давизадеро, по которой повернул на север. Сгустившиеся за время пути сумерки заставили его включить фары. Он повернул на восток по Клэй и остановился через квартал на перекрестке со Скотт.
— Дай ему свою двадцатку, — велела Мисси. — Сдачу, пожалуйста, — добавила она, когда я протянул деньги через спинку кресла.
Я вышел и размял ноги — упражнение не из приятных: они походили на не совсем застывшую карамель. И на вид тоже.
Мы направились пешком через холм в парке Альта Плаза, пересекая его по диагонали к северо-восточному углу, где ждал нас у гидранта на Штайнер «ягуар» Мисси.
— Можно вопрос?
— Конечно.
— Кажется, мы собираемся пересесть в твой привлекающий все взоры автомобиль. Зачем?
— У меня деньги и кредитка спрятаны под зеркальцем над пассажирским сиденьем. В багажнике компьютер с факсом и электронной почтой, не говоря уже о базе данных на высшее общество, сотовый телефон и предусмотрительно собранное портмоне.
— О!
Южная часть Альта Плаза круто поднималась перед нами. Террасу у самой вершины холма занимали два теннисных корта и игровая площадка. С гребня над ними виден был почта весь залив Сан-Франциско. Далеко в море садилось солнце. Нежные тона сумерек над редкими окрашенными в цвет мандарина облачками переливались от василькового голубого до ультамаринового фиолетового. В самой светлой полоске голубизны появилась молодая луна в сопровождении Венеры. Из середины бухты подмигивал вращающийся фонарь Алькатраса: пять раз в минуту. Красивое было место для обдумывания преступления. Мы посидели на скамье у телефонной будки, перевели дыхание. Воздух уже заметно остыл. Наступил час ужина, и в жилых кварталах вокруг уличное движение почти прекратилось. Частная школа на той стороне Скотт была темпа и пустынна. Под нами лежал в полной темноте огромный дом Герли Ренквист.
— Ни огонька, — заметил я.
— Ее давно нет, — отозвалась Мисси.
— Тогда к чему предосторожности?
Она посмотрела на меня в темноте.
— До сих пор я нас вела, нет?
Я не нашел, что возразить.
— Дэнни?
— Что?
— Ты собираешься выполнить наш договор?
— Если пожелаешь.
Я кивнул на телефонную будку.
— Не лучше ли позвонить Бодичу?
Она пропустила мое предложение мимо ушей.
— Ты обещал.
Она погладила меня по щеке — кажется, с нежностью, хотя двух- или трехдневная щетина обдирала ей ладонь.
— Квиты?
Я кивнул.
— Ты меня больше не увидишь — тихо сказала она.
Я не знал, что ответить. Мисси занимала все больше места в моей жизни с того дня, когда я впервые увидел ее, — не помню уж, как давно. Может быть, я только теперь осознал, что принимал как должное, что она всегда будет где-то рядом, что ее шуточки будут веселить меня в старости, даже если я больше не буду видеться с ней, даже если буду встречать ее имя только в колонках светской хроники. Что бы ни было у меня на душе, я стоял смирно, пока она целовала меня не совсем по-сестрински, но все же довольно целомудренно. Это был поцелуй от Мисси — женщины, которую я никогда не понимал. Быть может, в этом и крылось ее очарование.
Мисси не потрудилась даже снять три счета на двести пятьдесят долларов, трепетавших под стрелкой дворника. Мотор «ягуара» звучал так тихо, что трудно было понять, завелся он или нет. Машина была послушна желаниям Мисси и снова, в последний раз, перенесла нас через город.
Лодочная гавань была пустынна. Фары «ягуара» высветили мачты, лежавшие поперек козел, кили вытащенных на берег лодок, груды такелажа и запасного леса, ржавый пятидесятипятигалонный бочонок, переполненный старыми масляными канистрами и пустыми пивными бутылками. Мисси остановила машину под вывеской и вышла наружу. Пешком мы пробирались среди теней, пока, обогнув гигантскую шину портового крана, не нашли Дэйва на том самом месте, где я его оставил. Пара прожекторов, прикрытых жестяными щитками, заливали светом железный верстак, где забрызганный краской проигрыватель, стоя среди инструментов, тихо наигрывал джаз. Рядом с пачкой «Кэмэла» и газовой зажигалкой дожидалась своей очереди банка пива «Олимпия».
Он не услышал наших шагов. Годы, проведенные в моторном отсеке, притупили его слух; к тому же он весь ушел в работу, заканчивая собирать насос форсунки. Чехол торчал в тисках под странным углом, сверкал свежей красной краской и новенькими деталями.
Дэйв обернулся за алленовской отверткой с Т-образной рукояткой, лежавшей в ящике, полном таких же отверток, и заметил нас сквозь линзы очков для чтения. Он, конечно, видел и в каком я состоянии, и кто у меня в компании. Однако, достав отвертку, он вставил ее в шлиц головки болта.