— Сама мысль, что я мог бы иметь что-то общее с людьми, с которыми ты чаще встречаешься за ленчем, приводит меня в большее уныние, чем если бы я оказался на необитаемом острове, получив для чтения одну только «Кроникл».
— Это еще не самая ужасная судьба, — заметила она. — Представь, что тебе оставили бы из нее только книжное обозрение.
Я содрогнулся.
— Твой взгляд всегда так оптимистичен, Мисси.
— Учитывая, сколько моих друзей среди твоих лучших клиентов, не говоря уж о том, что с тобой сталось бы без меня, тебе следовало бы впиваться зубами в ленч, а не в кормящую тебя руку. Я хочу сказать, в самом деле.
Я начал жалеть, что не заказал выпивку.
— Жизнь полна маленьких компромиссов.
Она широко усмехнулась:
— Где-то я это уже слышала.
Мне оставалось только горестно размышлять. Каков окажется компромисс с личностью вроде Мариссы Джеймс? Для меня это значило бы решать: тратить половину доходов на привилегию жить в маленькой комнатушке в красивом городе или отправляться в бесплатную лечебницу, когда я порежу палец, потому что лучший хирург в городе слишком дорого берет. А вот для моей Мисси компромисс означает жизнь без забот, пока она соблюдает определенные правила: постарайся не упиться до смерти, например, чтобы не портить хорошую жизнь. Не влюбляйся — еще один пример — потому что любовь часто ведет к браку, а брак, рано или поздно, так или иначе, будет стоить тебе большей части связей.
Кто из нас двоих должен идти на больший компромисс?
Я мог бы поставить этот беспардонный вопрос, да только мне уже случалось проезжать на велосипеде по этой разбитой колее, и по дороге меня обгоняло множество «ягуаров». Кроме того, с Мисси я открыл еще одно правило, о котором прежде не знал: не влюбляйся в женщину, у которой всегда будет миллион на каждую твою тысячу, если только главная цель такого союза для тебя — не помочь ей их потратить.
Господи, думал я, любуясь моей чудесной подружкой поверх множества пар рук, раскладывающих хлеб, оливки, масло, два салата «Цезарь», один бокал белого вина и перечницы, я мог бы весь день вскрывать банки с домашней овсянкой…
Вообще-то, еще один компромисс, который я научился принимать, имея дело с Мисси, — это придерживать язык в обществе ее друзей. Деньги — точнее следовало бы сказать: состояния — влекут за собой множество собственных правил, из которых, в зависимости от того, насколько мало мозгов и много жалости к себе к ним прилагается, вытекает распорядок, в котором очень мало места для компромисса.
Я отщипнул краешек от теплого ломтя хлеба.
— Что общего может у меня быть с другими твоими напарниками в ленче? Разумеется, помимо восхищения твоей особой. Ты нашла себе другого парня с циркулярной пилой?
— Напротив, за всю жизнь видела одного-единственного с этой мерзкой штуковиной. Нет, мои знакомые в шутку предполагали, что она могла вытянуть из тебя тридцать-сорок тысяч на один из своих кошмарных прожектов вложения капитала.
— Ох ты! Они, конечно, шутили?
— Не так весело, как будут шутить, узнав, что я сидела за ленчем с подозреваемым в ее убийстве.
— Мисси, — сказал я, доверительно склоняясь к ней. — Я еще могу поверить, что ты в жизни видела только одну пилу. Но чтобы ты сидела за столом только с одним подозреваемым в убийстве?..
Я помахал ладонью над столом.
— Мое легковерие отказывает.
— Ну, да, — признала она. — Человек отказывает себе очень в немногом.
— Так мой сертификат невиновности еще действует?
— Правда, Дэнни, — она вдруг стала серьезной. — Я верю тебе до конца.
— Спасибо.
— Я хочу сказать, нам всем известно, что деньги для тебя не проблема.
Она весело рассмеялась.
Понимаете, что я имел в виду? У меня нет денег, значит, деньги для меня не проблема. Для нее все наоборот — у нее есть деньги, так что деньги — ее проблема.
— Спасибо, — сказал я, — я думаю.
Она склонилась над столом, открыв белый треугольник кожи над грудью, заметно ниже линии веснушчатого загара, ограничивающей территорию молодости, одолженной ее лицу пластической хирургией.
— Тогда скажи мне, — прошептала она, — за что ты ее убил?
Меня не раздражает это детское легкомыслие, точнее, я к нему привык. И уж наверняка оно напомнило мне, почему, как бы мы ни веселились вдвоем, я никогда не мог подолгу сердиться на Мисси или оставаться в ее компании. Она принимала всерьез только совещания со своими брокерами и счетоводами. Тех и других у нее, между прочим, было по двое или по трое, потому что на самом деле в том, что касалось распоряжения деньгами, она была вовсе не дурой. Мисси намечала стратегию инвестиций с той же религиозной серьезностью, с какой другие относятся к налоговому управлению, сигмоидоскопии или педали газа атомной подводной лодки.