– Я пришлю Уилла Келли прибрать тело и отвезти в морг. Нечего тянуть – в такой жаре оно долго не пролежит. – Она бесшумно развернулась и вышла.
Оставшись наедине с мертвецом, доктор Хьюз вздрогнул и повернулся к койке спиной. За последние два года он видел слишком много смертей, и теперь даже умерший от естественных причин старик его беспокоил. Доктор попытался выровнять дыхание, сжав кулаки, чтобы унять дрожь в руках, но это было бесполезно: вид мертвого человека вернул его в разгар битвы, в зловоние войны, к окровавленным и покалеченным парням, взывающим о помощи. Эти крики наполняли его сны, перемежаясь с ужасной тишиной смерти – тишиной, которая будила его всякий раз, когда он пытался заснуть. Доктор почти потерял сознание, у него сильно закружилась голова, и, вновь повернувшись к кровати, он схватился за поручень в изножье, чтобы не упасть. Он заставил себя открыть глаза. Вот он, в комнате старика. Да, здесь труп. Да, этот человек умер, но он был стар. С ним не случилось ничего ужасного, его жизнь не оборвалась в расцвете сил.
Стоя лицом к комнате, он огляделся по сторонам, цепляясь взглядом за облупившуюся краску на оконной раме, за ведро, в которое падали крупные капли дождя. Он знал, что новозеландцам приходится нелегко: отправка такого количества здоровых молодых мужчин сильно подорвала тыловое хозяйство. Еще только вступив в должность, он без задней мысли заметил, что театр военных действий находится далеко от этих мест, на что главная сестра отреагировала незамедлительно:
– Здесь, в Новой Зеландии, нам хватает всего, чтобы позаботиться о себе, и мы благодарны за это. Но нам больно, когда наши парни уходят, а мы провожаем лучших. То же самое мы чувствовали во время Первой мировой. Каждый может напрягать все силы еще долго, прежде чем сломается.
Доктор Хьюз отдавал себе отчет, что целое поколение мужчин, не вернувшихся с прошлой войны, и нынешняя потеря сильных молодых людей сказались на духе нации, а также на ее экономике. Он сам испытывал проблемы с деньгами и понимал, насколько изнурительной может быть необходимость считать каждый пенни. Он вырос в самой обыкновенной семье и все время, пока учился в медицинском институте, жил на стипендию.
Тем не менее денежные затруднения выглядели пустяком по сравнению с кошмарами, которые теперь мучили его регулярно. Он брал ночные смены в попытках избежать снов, но они бывали еще более страшными, когда приходили при свете дня, а единственного человека, которому он доверился, эти кошмары напугали едва ли не сильнее, чем его самого. Когда Люк попытался объяснить Саре, почему он боится спать, опасаясь того, что может увидеть, он заметил беспокойство, даже шок в ее глазах, сбивчиво рассказывая о ходячих раненых в своих снах. Слова, которые она в конце концов произнесла, должны были его утешить, она пыталась понять, но он не сомневался, что сказал слишком много. Он испугался, что теперь она сочтет его трусом, и в результате вовсе закрылся от нее. Люк понимал, что она, вероятно, расстроена тем, что он ее избегает. Сара – милая девушка, заслуживающая кого-то лучшего, чем он, и следовало бы сказать ей об этом. Он застонал про себя, слишком хорошо зная, что снаружи жизнь некоторых людей может казаться благополучной, но внутри у них царят смятение и расстройство.
Взять, к примеру, молодого Сидни Брауна. Всего двадцать один год, он вот-вот унаследует ферму своего деда – всю до последнего гвоздя. И что-то не выглядит от этого счастливым. Похоже, его не слишком-то расстроило бы, если бы все хозяйство перешло к посторонним людям.
– Дело в том, что я не горю желанием быть фермером, вот какая штука, – пояснил Сидни шепотом поверх кровати старика, когда Люк зашел проведать мистера Брауна. – Я хочу стать инженером, чтобы в моей жизни происходило хоть что-то интересное. Я вообще никогда не хотел иметь ферму и не собираюсь торчать здесь в глуши. Продам ее как можно быстрее и уеду.
Эти размышления Люка о непредсказуемости судьбы наконец были прерваны долгожданным появлением Уилла Келли, ночного дежурного санитара. В «Бридж-отеле» Келли славился способностью поглощать бесчисленные галлоны лимонного пива шанди, своего любимого напитка, без всякого видимого эффекта. Но стоило добавить туда хоть капельку виски, рома или бренди – Келли не отличался привередливостью, – он в мгновение ока напивался как сапожник и становился в два раза глупее.
– А, молодой доктор, вы тут собственной персоной? Вам тоже доброго вечера.
Келли с грохотом ввалился в отдельный бокс и затормозил шумным, но эффективным способом – с размаху подкатив свою древнюю тележку вплотную к койке. Он тут же принялся за работу, откинув покрывало со старого мистера Брауна и расправляя мешок, куда собирался поместить покойного. Работая, он тихо напевал: