— Где ты видел клееные люстры?
— И что теперь?
— Ничего. Вечером Рыжая пойдет жаловаться нашим родителям и требовать деньги на новую люстру.
— На хрустальную? — спросил Славка.
— А ты думаешь, ей пластмассовой хватит? — съязвил Тошка.
— Пусть сначала докажет! — заявил Вадик.
— А тут и доказывать нечего, — пожала плечами Маша. — Если наши родители не захотят покупать ей такую же люстру или возмещать ее стоимость, она подаст на нас в суд.
— Мы несовершеннолетние, — напомнила Наташка.
— Ну, на наших родителей. Они-то должны отвечать за наши действия.
— Вот еще! — хмыкнул Тошка. — Мне недавно папа сказал: я отказываюсь за тебя отвечать.
— Не смешно, Тон! — оборвала его Маша. — Лучше давай подумаем, что делать.
— А что делать? Ждать, когда она пойдет жаловаться к нашим родителям.
Вадик поежился:
— Головомойка будет.
— А что ты предлагаешь?
— Давайте сами родителям про люстру скажем. Я всегда так делаю, когда двойку получаю. Покажу дневник, сразу сознаюсь, и ругани меньше.
— То дневник, а то люстра… — глубокомысленно протянул Тошка.
— Вадик прав, — вдруг решила Маша. — В конце концов, никакого преступления мы не совершили. Все наши родители знают о репетициях. Мы, конечно, виноваты, но есть же у нас смягчающие обстоятельства. Мы же не из озорства. Предложение такое: сейчас я, Вадик и Люда идем к Рыжей…
— А я? — обиженно подпрыгнул Тошка.
— Посиди. Нужно брать самых серьезных и аккуратных. Мы втроем спускаемся и очень вежливо просим показать ту люстру, которую мы разбили. Точнее, обломки от люстры. Это для того, чтобы правильнее описать всю ситуацию родителям. Мы заверим Рыжую, что расскажем все родителям, и еще раз извинимся, что так получилось.
— Вот еще! — фыркнул Тошка. — Извиняться перед ней!
— Антон! Вот поэтому ты сидишь здесь и до нашего прихода не двигаешься с места, а то от твоих прыжков у нее подкосится торшер, и уж тогда нам точно с ней вовек не расплатиться.
Вадик поправил воротничок рубашки, пригладил непослушные вихры, Люда внимательно посмотрела на себя в зеркало. У Маши даже мысли не возникло прихорашиваться в таком положении. Все ее существо слилось сейчас с проклятой хрустальной люстрой и с теми последствиями, которые могут не заставить себя ждать.
Она вырвала зеркальце из рук Люды:
— Пошли! Роль общая для всех — мы дети из очень порядочных семей, воспитанные и вежливые. Ясно?
Она опять перешла на роли, но это уже давно превратилось у нее в привычку, она играла в театр каждую секунду своей жизни. Скорее она могла забыть, что она Маша, что она учится в школе и живет на четвертом этаже. Впрочем, на ее театральные странности никто из друзей уже давно не обращал внимания.
На третьем этаже Маша откашлялась и позвонила в дверь Рыжей.
Рыжая открыла не сразу, отгородив себя от ребят стальной цепочкой. Через цепочку были видны только один ее мышиный глаз, острый носик и массивная изумрудная серьга в прозрачном ухе.
— Чего вам надо? — недружелюбно поинтересовалась она.
Наверное, она боялась, что эти малолетние бандиты не только растопчут хрустальные обломки люстры, но и сорвут шторы и изрубят на куски мебель.
— Откройте, пожалуйста, — вежливо попросила Маша.
— Не открою! Зачем это?
— Видите ли, хрустальная люстра — вещь очень дорогая, и нам бы хотелось посмотреть, в каком она состоянии, чтобы вечером честно рассказать родителям.
Маша про себя отметила, что сказала очень хорошо, достойно, по-взрослому.
— Нечего тут смотреть! — взвизгнула Рыжая, и изумрудная серьга, ударившись о косяк, издала такой же сердитый набат.
— Как же нечего? — удивился Вадик. — Мы разбили, мы и хотим посмотреть.
— Я уже все убрала!
— Все осколки? — Глаза Люды округлились от изумления.
— Все осколки… То есть не осколки, конечно… — Рыжая уже сама запуталась в том, что хотела сказать. — Люстра не так сильно разбилась… Мой муж уже прицепил ее обратно и ушел на работу.
— За пять минут? — не поверил Вадик.
— Я сказала: нечего тут смотреть! — разозлилась Рыжая. — Марш отсюда! А то я милицию вызову, скажу, что вы в чужие квартиры врываетесь!
Рыжая в сердцах хлопнула дверью. Так быстро, что едва успела убрать из щели свое мышиное лицо.
— Это мы милицию в следующий раз вызовем! — крикнул ей вслед Вадик.
— Рыжая! — добавила Люда, и все трое, радуясь одержанной победе, вернулись в Машину квартиру.
— Ну что?
— Муж у нее — не человек, а электровеник! Пяти минут не прошло, а он уже и люстру хрустальную по осколочкам собрал, и на работу успел убежать!
— Да врет она все про хрустальную люстру! Нас припугнуть хотела! У-у, Рыжая!
Глава VI ВТОРОЕ ОГРАБЛЕНИЕ
Впрочем, вскоре у ребят в бесконечной игре с противной соседкой появился неожиданный козырь: Рыжая затеяла ремонт. Она, сияя, говорила всем, что евроремонт — это чудо, что жить в такой квартире — одно удовольствие, что только очень состоятельные люди могут позволить себе эту роскошь.
Взрослые слушали этот вздор серьезно, делая вежливо-скучающую мину, а ребята ухмылялись: ну и нет ничего особенного в этом евроремонте. Красиво, конечно, но таких евроремонтов уже в каждой третьей квартире наделали, можно подумать, одна Рыжая такая умная и богатая!
Одна баба Шура приняла новость о евроремонте в штыки. Рыжая последнее время пыталась примириться с суровой бабулькой, но баба Шура ни на какие перемирия упрямо идти не желала. Такой вот у нее был характер: уж если невзлюбила она человека — считай, навсегда.
Однажды к Рыжей привезли новую стальную дверь и поставили ее на площадке между этажами. В это время поднималась домой баба Шура.
— Это что еще за гроб с музыкой в нашем подъезде! — закричала она.
— Какой же гроб? — обиделась Рыжая. — Это стальная дверь.
— Тебе ее, что ли, ставить будут?
— Да, конечно. Вот завтра старую уберут, а эту поставят.
— Это правильно. Чтобы тебя поменьше слышно было.
— И чего вы такая вредная, Александра Ильинична? — покраснела Рыжая.
— Это я-то вредная? Я, моя милая, ангел во плоти, поискать таких ангелов-то. А вот тебя и не знаю, в какой разряд сунуть за твою неуживчивость. Вот запрись за своей стальной дверью и во двор носа не кажи!
— Ну, уж это мое дело! — разозлилась Рыжая.
— От воров, поди, прячешься? — не обращая внимания на ее выкрик, продолжала баба Шура. — Сережки изумрудные бережешь?
— Мне их сестра подарила! — взвизгнула Рыжая.
— А как ни береги, коли вору нужно будет в твою квартиру забраться — стальная дверь ему тьфу. Они по балконам, как кошки, ползают. Такие нынче воры пошли. А ты стальными дверями загораживаешься! А что, милая, шуму, наверное, от твоей двери завтра будет, а?
— Как же без шума?! — завопила Рыжая. — Нет еще бесшумных способов двери менять!
— Так вот послушай меня, милая! Двери я тебе ставить разрешаю и шуметь разрешаю, а вот деток из театра обижать — ни-ни! Ты шумишь, когда тебе надо, они шумят, когда им надо. Тебе всего-навсего никчемную дверь на свою квартиру нацепить, а им ответственный спектакль в проектном институте давать. Есть разница? Так вот запомни, милая, коли детишек еще раз потревожишь, я ведь не поленюсь, коллективную жалобу на твой евроремонт сочиню, да и вот этот гроб с музыкой туда же припишу. Спать, мол, не даешь пожилым людям. Кому скорее поверят? Мне — инвалиду — или тебе с изумрудными сережками? А?
Баба Шура хитровато прищурилась и пошла к себе, громко стуча палкой по ступеням. Рыжая осталась в замешательстве и бешенстве: она не знала, как вести себя с этой вредной старухой.
* * *