— Сынок, что с тобой?
В то же мгновенье юный сержант заметил двух гитлеровцев и дал очередь из автомата. Не попал. Юра отчётливо слышал топот убегающих ног.
— Нет! Не уйдёте от расплаты! — и, выхватив из-за пояса гранату, Юра побежал вслед за гитлеровцами. Вскоре он повернул влево, промчался через застеклённую арку и выскочил в другой конец здания, на лестницу, густо усыпанную битым стеклом. Два автоматчика, не отставая, бежали за ним.
— Стойте! — остановил их Юра и, приникнув к стене, замер.
Теперь и автоматчики ясно услышали приближающиеся шаги.
Гитлеровцев уже было четверо и все с автоматами.
Озираясь по сторонам, они вышли на верхнюю лестничную площадку.
Юра дал понять автоматчикам, чтобы они не двигались с места. Лучше, всего было выждать, когда немцы начнут спускаться вниз, и тогда бросить гранату.
Так и есть! Гитлеровцы не свернули в коридор, а торопливо пошли вниз.
Прошли, не заметив Юру и автоматчиков.
На нижней площадке немцы сбились в кучу, тихо о чём-то совещаясь.
И тогда, подобно буре, Юра вырвался на верхнюю площадку.
— За Сашу Марченко! — крикнул юноша и, прежде чем враги успели опомниться, метнул гранату.
Всё было кончено в одну секунду. Ни один из четырёх не ушёл живым.
Когда автоматчики снова вернулись к винтовой лестнице, Папаша, опустившись на одно колено, осторожно перевязывал голову Марченко.
— Ну как? — подбежав, спросил Юра.
— Плохо, — вздохнул старый солдат, — пуля вышла вот здесь, у самого уха. Две пули пробили грудь.
Неподвижно сомкнутые побелевшие губы Марченко что-то чуть слышно прошептали.
— Сынок, что ты, а? — прильнул к нему Папаша, с надеждой заглядывая в открывшиеся на миг глаза Марченко. Но тот не узнал автоматчика.
Юра увидел, как выпала из глаз бородатого друга слеза.
Товарищи подняли на руки Марченко и осторожно пошли. Впереди, обеими руками до боли сжимая автомат, шёл Юра.
Последняя ступенька, ещё полутёмный кусочек коридора, и из подъезда, в простенке под арками, показались танк и каменные львы. Солнце ослепительно ударило в глаза.
— Что с ним? Сашка, друг мой, — бросился навстречу командир танка.
— Сашка, Сашок, ты меня слышишь? — шептал Фёдор Сурков, опускаясь около товарища на броню танка.
В эту минуту над головой танкистов просвистел снаряд, а за ним ещё и ещё…
— С Высокого Замка картечью бьют, — сказал Юра.
— Князев, ты поведёшь танк. Пусть Федя и Панаша прикроют Сашку, — приказал Додонов.
— Есть, вести танк! — ответил автоматчик.
Скрежеща гусеницами, танк повернул влево и, не доезжая Русской, резко свернул в полутёмную, одетую камнем Сербскую улицу.
Стрельба осталась позади.
Вдруг Марченко широко открыл глаза и приподнялся на локтях.
— Мама!.. Как ты ждала меня!.. Ну вот и встретились… Ты её полюбишь, мама… Она такая добрая… Хорошая…
— Саша, Саша, дорогой… Это я… Федя… — шепчет Сурков, стирая со лба друга крупные капли пота.
— Федя… — хватают воздух посиневшие губы друга. — Найди её… Это там… на Высоком Замке… Ганнуся.
Юра поднёс флягу к воспалённому рту Саши.
— Спасибо, Федя… — не узнал Юру Марченко.
— Эх, сынок, сынок, — осторожно положил под голову раненого свои большие руки Папаша.
Сурков чувствует, как холодеют руки Саши в его руках.
Бернардинская площадь. Над головой неожиданно вспыхивает воздушный бой. В воющем гуле моторов нельзя разобрать, что кричит Юра, указывая рукой по направлению улицы слева, сразу же за колонной с каменным монахом, воздевшим к небесам руки.
По улице Батория «Гвардия» вышла на Кохановскую улицу. Тут Юра заметил выбежавших из-за угла мальчиков.
— Звезда на танке! Наши! Урр-а-а! Наши!
И в то же мгновение над белокурой головой босоногого, знакомого Юре мальчугана большой птицей взметнулось алое полотнище.
Юра узнал Петрика, узнал пионерское знамя в его руках… А вон и Франек! Олесь, Кузьма, Йоська!
Танк остановился возле сквера, напротив аптеки. Юра спрыгнул на мостовую и бросился навстречу друзьям.
— Хлопцы, так это ж наш Юра! — не помня себя от радости, вскрикнул Петрик.
— Ты уже солдат! — обнял Юру Франек.
— Да нет, не солдат, Юра командир, — возразил Йоська тоном совершенно убеждённого человека. — У него даже орден…
— Я знал, что вы сохраните знамя… А где же Василёк, почему его нет с вами?
— О, долго рассказывать, такое тут было! Скорохода нашего чуть не убили, теперь дома сидит. Но присягу он сдержал, — сказал Олесь. — Василько спас от фашистов это знамя… На нём даже кровь видна… И вообще, мы тут воюем! — гордо выставил Олесь вперёд свою раненую руку, при этом, должно быть, для солидности, откашлялся баском.