— Темное дело, невероятное и необъяснимое дело. Боюсь только, что журналисты, господин Рультабиль, в своем неуемном желании все объяснять начнут мешать следствию.
Мой друг, уловив, в чей адрес выпущена эта отравленная стрела, значительно покивал головой.
— Да, — сказал он сочувственно, — этого следует опасаться, они во все вмешиваются. Что до меня, то я разговариваю с вами только потому, что случай, чистый случай, господин судебный следователь, привел меня к вам в это купе.
— Куда вы едете? — любезно поинтересовался господин Марке.
— В замок Гландье, — не моргнув глазом ответил Рультабиль.
Господин Марке подпрыгнул на месте.
— Вам не удастся туда проникнуть, господин Рультабиль.
— И кто же этому помешает? Вы? — воинственно поинтересовался мой друг.
— О нет, я чересчур люблю прессу и журналистов, чтобы препятствовать им в чем бы то ни было. Но господин Станжерсон закрыл свои двери для всего света. Вчера ни один журналист не смог пройти за ограду замка Гландье.
— Тем лучше, — ответил Рультабиль, — я прибуду вовремя.
Господин Марке закусил губу и, казалось, вознамерился сохранять упорное молчание. Правда, он явно вздохнул с облегчением, когда Рультабиль сообщил, что мы отправляемся в Гландье исключительно для того, чтобы пожать руку «старому и близкому другу». Так он именовал Робера Дарзака, которого, вероятно, увидит первый раз в жизни.
— Ах, Робер, — продолжал молодой репортер, — бедный, несчастный Робер, боюсь, он не перенесет этого удара. Он так любит мадемуазель Станжерсон.
— Действительно, больно видеть его горе, — нехотя подтвердил господин Марке.
— Но надо надеяться, что мадемуазель Станжерсон останется жива.
— Будем надеяться, — господин Марке покачал головой. — Ее отец сказал мне вчера, что если она погибнет, то он разделит с ней ее могилу. Какая невосполнимая потеря для науки!
— Рана в висок очень серьезна, не правда ли?
— Конечно, просто неслыханное счастье, что она не смертельна. Удар был нанесен с такой силой!
— Значит, мадемуазель Станжерсон ранена не из револьвера, — заметил Рультабиль, бросая на меня торжествующий взгляд.
Господин Марке казался очень смущенным.
— Я ничего не сказал, не хочу говорить и ничего больше не скажу.
И он повернулся к своему секретарю, давая тем самым понять, что не желает более иметь с нами дело. Но не так-то легко было избавиться от Рультабиля.
— В описании «Матэн» все это дело вообще представляется какой-то неразберихой, — огорченно сказал мой друг. — Вы читали отчет? Он абсурден, не правда ли?
— Никоим образом.
— Как же так! Желтая комната имеет только одно окно с решеткой и ставнями, которые были закрыты, и одну дверь, которая была взломана. А убийцу не находят!
— И, тем не менее, именно так и обстоит дело.
Рультабиль замолчал и погрузился в размышления. Примерно через четверть часа он вновь устремился в атаку.
— А какова была в тот вечер прическа мадемуазель Станжерсон?
— Что вы хотите этим сказать? — спросил судебный следователь.
— Ну как же. Это ведь чрезвычайно важно, — ответил Рультабиль, — я уверен, что в тот вечер, когда произошла драма, ее волосы были спущены на лоб.
— Ошибаетесь, господин Рультабиль, — ухмыльнулся судебный следователь. — Волосы несчастной были зачесаны вверх, обычная ее прическа. Лоб совершенно открыт, я могу это утверждать, так как тщательно осматривал раны, и кровь на волосах отсутствовала. А между тем, никто не прикасался к прическе после покушения.
— Вы уверены в этом?
— Абсолютно уверен, — продолжал судебный следователь. — Доктор еще сказал, пока я осматривал рану: «Как жаль, что мадемуазель Станжерсон носит такую прическу. Волосы, спущенные на лоб, хоть немного смягчили бы этот ужасный удар в висок». Меня удивляет, что вы придаете этому такое значение.
Рультабиль нахмурился, о чем-то задумавшись.
— И рана на виске серьезна? — скова спросил он.
— Ужасна.
— А каким орудием она нанесена?
— Это секрет следствия.
— Вы нашли это орудие?
Судебный следователь не ответил.
— А рана на шее?
На этот раз господин Марке снизошел до ответа:
— По мнению врача, сожми убийца горло хоть каплю сильнее, и мадемуазель Станжерсон была бы задушена.
Рультабиль выудил из кармана номер «Матэн» и огорченно хлопнул по нему рукой.
— И все-таки отсюда ничего невозможно понять, — сказал он, — какие там, например, окна и двери?
— Их пять, — ответил господин Марке, смущенно кашлянув два или три раза, так как он был просто не в состоянии противиться желанию поговорить о всех этих прекрасных и таинственных загадках, которые он расследовал. — Дверь вестибюля, единственная входная дверь павильона, всегда закрыта на английский замок, ключи от которого хранятся у профессора Станжерсона и дядюшки Жака. Мадемуазель Станжерсон ключ не нужен, так как дядюшка Жак ночует в павильоне, а днем она не покидает отца. Когда они ворвались в Желтую комнату, дверь вестибюля оставалась закрытой, и оба ключа находились, как всегда, у мужчин. В павильоне четыре окна: одно в Желтой комнате, два в лаборатории и четвертое в вестибюле. Окна Желтой комнаты и лаборатории выходят в поле, окно вестибюля — в парк.