Сохранилось немало надписей из этого «дома ликования солнца в доме солнца в Ах-йот», составлявшего часть той необъятно большой совокупности храмовых и дворцовых зданий, что были расположены в самом сердце солнцепоклоннической столицы. В 1932 году в органе Германского института египетских древностей в Каире был издан увесистый камень (черный гранит) — кусок перил из того же самого «дома ликования». Камень отделан поверху, спереди и сзади. Вверху читаются имена солнца, царя и царицы, спереди и сзади — царь, царица и царевна Ми-йот представлены служащими солнцу. Вверху камня ни солнечное имя, ни имя царя не изглажены. Изглажено, притом оба раза, имя царицы. Это ли не то же, что усматривается на подножии? Однако с одной стороны перил дважды изглажено солнечное имя, но ни разу не тронуты ни имена царя, ни имя царицы, хотя она поименована трижды! С другой стороны перил солнечное имя опять повторно изглажено, изглажено также имя царя и в двух случаях имя царицы. В третьем случае ее имя не тронуто. После этого стоит ли громоздить построения на таком непрочном основании, как данное подножие?
Таким образом, распространенное мнение о преследовании Амен-хотпом IV Нефр-эт не имеет под собой сколько-нибудь прочных оснований. Этим, правда, не предрешен вопрос об отношении к Нефр-эт новой царской четы— Семнех-ке-рэ и Ми-йот, однако заняться еще и этим делом в пределах данной книжки нет никакой возможности.
Ну а какова была дальнейшая судьба соперницы царицы? Пережила ли Кийа своего возлюбленного и что с нею вообще сталось? Не скроем, что ценою немногих не слишком натянутых, но все же излишне хитроумных объяснений можно заставить Кийа пережить старшего царя-сотоварища, вложить в ее руки — руки оставшегося фараона — полноту власти и связать имя дерзновенной красавицы с важнейшими событиями тогдашней международной жизни, кончившимися неблагоприятно для Египта. Но зачем предаваться такого рода ухищрениям, когда можно попросту подойти к памятникам и, не мудрствуя лукаво, взять от них то, что они сами предлагают?
В кого была переименована Кийа на изображениях в усадьбе, чье титло было проставлено взамен ее титла: Ми-йот — царевны или Ми-йот— царицы? Изображения превратили в изображения царевны. Потому и ко лбу не приставили царской змеи — ведь царевне она тоже не полагалась. Титло Кийа заменили титлом (привожу краткую разновидность) «дочь царева… царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель Нефр-шепр-рэ — Единственного для Рэ, кому дано жить вечно вековечно, Ми-йот», не титлом «жена царева великая Ми-йот — жива она вечно!». Имя царевны не заключили в ободок, подобавший царицам, после ее имени не поставили многолетия, приличествовавшего им. Естественный вывод: изображения и надписи Кийа переделали для Ми-йог, когда она еще не воцарилась с Семнех-ке-рэ, когда она была еще царевной, то есть при жизни Амен-хотпа IV.
Памятники с изображениями двух фараонов немногочисленны. От падения Кийа до воцарения Ми-йот должно было протечь какое-то время, если изображения и надписи поспели переделать, пока Ми-йот еще оставалась царевной. Под 16-м годом, предпоследним годом царствования Амен-хотпа IV, упомянут «дом честной», но таковым хозяйство воцаренной Кийа вряд ли могло именоваться. Все это, вместе взятое, наводит йа мысль, что фараоном Кийа могла быть очень недолго.
Почему она пала, догадаться невозможно. За краткий миг величия она заплатила дорогою ценою. Падение с высоты, на которую ее вознесла своевольная любовь фараона, было ужасным. Недавняя возлюбленная была обречена на вечное забвение. Ее изображение и надписи были переделаны для дочерей фараона, его дочерей от Нефр-эт. Северный дворец и южная усадьба отошли к царевне Ми-йот, солнечный храмик в средоточии столицы — к царевне Ансх-эм-п-йот. Кийа не оставили даже ее гроба, даже ее погребальных сосудов.
А что стало с дочерью отверженной любимицы? Если на камне из Шмуна имя девочки Анхс-эм-п-йот Малой не позднейшая вставка, сделанная при переделке надписи, то дочка Кийа могла быть удочерена своею сводной сестрой и тезкой — Анхс-эм-п-йот старшей. В таком случае девочка не разделила участи матери, но как дочь фараона была оставлена при дворе. Однако пока исконность ее имени на камне не установлена по подлиннику, против воли и, несомненно, напрасно на память приходит грустная находка, сделанная в свое время в южной усадьбе. Там в маленьком дворце на берегу озерка сбоку от вереницы приемных помещений в наглухо замурованной кладовой были найдены кое-как погребенные младенческие останки и вместе с ними игрушечная посуда из алавастра, бусы и другие украшения.
Царица Нефр-эт не присутствует ни на одном памятнике, на котором появляется Кийа. Словно пропастью разделены обе семьи. Но каковы бы ни были чувства царицы к всесильной сопернице, последняя, конечно, менее всего походила на бездушную «честную» из народной сказки. Нам многое неясно в судьбе этой маленькой женщины, сумевшей, несмотря на все обаяние Нефр-эт, покорить надолго самовластнейшего из фараонов, чтобы под конец низринуться с головокружительной высоты, куда он только что ее возвел. Но душа Кийа, страстная и нежная, звучит доныне сквозь бездну веков в той задушевной молитве к возлюбленному, которая была начертана на золотом гробе.
ПОСЛЕДНЯЯ ЗАГАДКА
В груде строительного мусора таился ключ к четырем загадкам египетской древности. Им они могли быть отомкнуты одна за другой: загадка южной усадьбы, загадка золотого гроба, загадка четырех алавастровых голов, по-видимому даже загадка двух фараонов. Осталась одна загадка — загадка лежащего в золотом гробу мертвеца. Тем ключом ее никак не отомкнуть.
Ученые правильно сетуют на то, что странное погребение не было издано полнее и тщательнее. Воссоздать теперь, полвека спустя, все обстоятельства находки невозможно. Врачебное заключение о возрасте покойного расходится со свидетельством окружавших его вещей, да и само свидетельство этих вещей противоречиво.
Да, несомненно, умерший покоился в гробу, переделанном для Амен-хотпа IV. Да, бесспорно, по погребальному помещению были расставлены кирпичи на имя царя-солнцепоклонника. Однако ни на самый труп, ни вообще в гроб не было положено ни одной вещи, надписанной царским именем.
В пылу споров о возрасте покойного ученый мир удивительным образом позабыл, что на эту странность обратил его внимание еще в 1921 году такой ученый, как К. Зэте, когда в органе гёттингенского Общества наук высказался против присвоения останков Амен-хотпу IV. К. Зэте подметил, что на двух маленьких золотых пластинках, обнаруженных в гробу, пространное имя солнца было помещено в том виде, какой оно имело в средние годы царствования Амен-хотпа IV. Впоследствии царь переделал солнечное имя с целью устранить из него малейшие намеки на старое многобожие. Неужели же на мертвого царя надели бы украшения с тем видом солнечного имени, от которого он сам давно отказался? К. Зэте приходил к выводу, что молодой человек, лежавший в гробу Амен-хотпа IV, не только не был им, но и скончался много раньше его, еще тогда, когда в употреблении был более ранний вид солнечного имени. Не меньшей неожиданностью был и головной убор трупа. Когда-то это был нагрудный знак из толстого листа золота, изображавший коршуна с кольцеобразно воздетыми крыльями, но его согнули так, чтоб его можно было надеть на голову. В данном случае коршун представлял верхнеегипетскую государственную богиню, от вергнутую царем задолго до кончины — в одно время с более ранним солнечным именем. Кроме того, коршун был священной птицей Мут, супругой Амуна, ненавистного царю бога прежней столицы. Даже из письма был удален знак, изображавший коршуна, а в старой столице его прямо-таки истребляли в надписях. Тут же золотой коршун оказался на голове у самого царя! На эту странность обратил внимание еще в 1911 году английский ученый А. Вейгалл в своей книге об Амен-хотпе IV.
Кирпичи с заклинаниями на имя Амен-хотпа IV, расставленные при похоронах вокруг золотого гроба.