Матушка провела Джакомо в кабинет с несколько нервной улыбкой. Выходя, оставила дверь открытой — я подозревала, что она в соседней комнате будет вышивать и слушать нашу беседу.
— Buon giorno, Катерина, — приветствовал Джакомо. — Что вы читаете?
В окно струился солнечный свет и падал на его зеленый шелковый камзол. Он присел и стал вглядываться в разноцветные картинки.
— А-а! — тут же разочаровался он. — Молитвы.
— Мне нравится читать истории о святых, — сказала я, пытаясь, чтобы в моем голосе звучала заинтересованность.
— Неужели? — он подвинул стул поближе ко мне. — Святые живут ужасно скучно.
Мне понадобилась всего секунда, чтобы собраться с мыслями после такой откровенности.
— Насколько я понимаю, у вас жизнь нескучная? Не святая? — поддразнила я.
Он громко рассмеялся:
— О да, святым меня не назовешь! Жизнь — это праздник, когда позволяешь себе ею наслаждаться: получать удовольствие от крепкого здоровья, полного кошелька и любви. — Он коснулся своей ногой моего бедра, и я ощутила, что в кармане его бриджей лежат часы.
— Это ваш рецепт счастья? — поинтересовалась я.
В глазах его плясали чертики. Неприкрытая радость вызвала у меня улыбку.
— Да. Случаются, конечно, неудачи, несчастья… мне ли не знать! Но уже само наличие этих несчастий доказывает, что счастья намного больше!
— Несчастья? — проявила я любопытство: а есть ли что-то большее за модной одеждой, украшениями и красивым лицом? Но он не дал возможности мне это узнать. Казанова уже встал, меняя тему разговора.
— В этой библиотеке читать нечего? Только гроссбухи и религиозные книги? — спросил он, разглядывая полки. — Ни поэзии, ни романов?
— Только гроссбухи и жития святых, — ответила я, краснея. — Отец другое мне читать не разрешает.
— Вы заслуживаете намного большего, чем может предложить эта библиотека, — сказал он, недовольно покачивая головой. — На первый взгляд библиотека впечатляет, но, по сути, читать здесь нечего. Мой долг принести вам книгу, которая заняла бы ваш разум.
— Какую? — оживилась я. — Из того, что вы сами прочли?
— Ваш покорный слуга начал и сам писать, — ответил он, слегка кланяясь. — В прошлом году мой перевод одной французской оперы на итальянский поставили на сцене в Дрездене.
— Ничего себе! — воскликнула я, всплеснув руками.
— Хвастаться нечем, — с серьезным лицом ответил он. — Кажется, он понравился только моей матушке.
— О… — протянула я, одновременно веселясь и смущаясь из-за его театрального провала. — Уверена, вы талантливый писатель. Может быть, музыка была плоха.
— Вы просто восхитительны, мой ангел, — вздохнул он, казалось, даже жалея об этом. Он вновь сел рядом, взял меня за руку. — Завидую тому мужчине, которому суждено стать вашим супругом.
Раздался звон металла: у сидящей в соседней комнате мамы из рук выпали ножницы? Я отстранилась.
— Не стоит, — виновато прошептала я.
— Я все понимаю, — ответил он и глубоко вздохнул. Провел рукой по тщательно уложенным волосам, сбрызнутым духами с запахом жасмина. — Конечно же, вы правы. Не следовало мне приходить, но я не мог удержаться.
От этих слов любовных жар из моей души растекся по всему телу, лицу.
— Вы еще придете меня навестить? — спросила я. — Мне так одиноко… а вы так поднимаете мне настроение. — Я дерзнула коснуться его предплечья.
Он переложил мою руку себе на грудь, где я услышала, как бешено колотится его сердце, а под тонкой рубашкой ощутила его теплую кожу.
— Обязательно, — пообещал он, вставая и глядя на меня глазами, в которых, казалось, зрело решение. — Не должен приходить, Катерина. Но обязательно приду.
Глава 5
— Надеюсь, ты понимаешь, что не сможешь надолго увлечь его?
Пьетрантонио вел со мной беседу, когда мы несколько недель спустя шли к Кампо Санта Маргарита. Мы сказали маме, что вместе отправляемся на мессу, она поверила и поцеловала нас в щеки на прощание.
— Почему? — стала спорить я с братом. — Кажется, Джакомо очень увлечен мною.
— Он привык к более интимным отношениям. — Пьетрантонио скосил на меня лукавый взгляд. — А не к четырнадцатилетней девчонке, которая до сих пор молится перед сном.
— Откуда ты знаешь? — вспылила я, видя, что он складывает ладоши, показывая, как я пылко молюсь.
— Не пойми меня превратно… — засмеялся он. — Мне очень хотелось бы, чтобы он в тебя влюбился. Это еще больше укрепило бы наши деловые связи. Но… особых надежд не питаю.