Выбрать главу

Пришлось сделать шаг навстречу массовому зрителю, а пьеса «Антоний и Клеопатра», где любовь и смерть присутствовали в равных пропорциях, наверняка должна была привлечь публику. Я одобряла выбор пьесы, но сомневалась в выборе места. Подвал «Сент-Эдмунд Холла» великолепно подходил для интимных сцен (от него и пошло название труппы), но зрители в нем не помещались, а смена декораций в тесноте и полумраке сцены превращалась в настоящий ад. Я забыла сказать, что труппа «Подвала» была так мала, что мы нередко играли по две роли, и даже ведущим актерам приходилась заодно таскать декорации. Мне это было особенно сложно, потому что в моем костюме была масса толщинок спереди и сзади, и с каждым спектаклем их почему-то становилось все больше. Я знала, что у меня не очень женственная фигура, а Клеопатра уже успела родить детей до встречи с мужчиной своей жизни, и тут уж я начала сомневаться, кого я играю: королеву Египта или кого-нибудь из телепузиков.

За костюмы отвечала Филидда, исполнявшая также роль моей служанки Хармианы. Роль служанки для нее была некоторым понижением по службе, потому что, когда мы играли Ромео и Джульетту, она исполняла роль Джульетты, а я — няньки. Я тоже пробовалась на роль Джульетты и, наверно, получила бы ее, если бы на Ромео не выбрали бойфренда Филидды. Когда объявили, что именно Грег будет играть романтического героя, я поняла, что мне не грозит упасть в обморок с балкона. Не получи Филидда роль Джульетты, она могла бы уйти из труппы вместе с дорогостоящим осветительным оборудованием, купленным ею по беспроцентному кредиту у своего фантастически богатого отчима.

— Бородавки не забудь наклеить, — сказала Филидда, когда я стала гримироваться перед премьерой.

— Я не уверена, что у Клеопатры были бородавки, — заколебалась я.

— Тогда у всех были бородавки, — заверила она меня. — Представляешь, какая мерзость могла их укусить в пустыне? А бубонная чума?

— Разве это было при Клеопатре? — спросила я.

— Возможно.

— Все-таки я не понимаю, зачем они нужны. Это же отвлекает зрителя.

— Род хочет, чтобы наша постановка Антония и Клеопатры была самой реалистической из всех университетских постановок, — терпеливо объяснила она. — Бородавки — это его идея.

— Хорошо. — Меня одолевали сомнения, но я прилепила одну бородавку на кончик носа, и тут же с облегчением подумала, как хорошо, что никого из моих друзей нет сегодня в зале.

— А сама ты бородавки клеить не собираешься? — спросила я, видя, как она рисует себе толстые черные круги под глазами, превращая тихую провинциальную девушку в разъяренную гурию. — Если у Клеопатры были бородавки, наверняка у ее служанки тоже были бородавки.

— У меня есть, — ответила Филидда, показав мне крохотную припухлость на подбородке. — Теперь сиди смирно, я подведу тебе глаза.

Я закрыла глаза и отклонила голову назад.

— Сиди смирно, — повторила Филидда, подходя ближе и держа карандаш для глаз как кинжал. — Если ты дернешься, я могу выколоть тебе глаз.

— Я не дернусь, — пообещала я.

— Нет, ты дернулась, Лиззи, — сказала она и ткнула карандашом в глаз.

— О-о! — я выпрямилась, прижав ладони к лицу. — Ты ткнула меня карандашом!

— Я тебе говорила, не дергайся! Больно? — спросила она удивительно бодрым голосом. — Хочешь, я позову Рода и скажу ему, что ты не можешь играть?

— Сначала посмотри, что у меня с глазом!

— Открой! — Филидда оттянула мне веко. — Ну как, видишь?

— Нет, ты же закрыла мне глаза пальцами.

— О черт, прости, — сказала она, не убирая пальцы. — Ох, Лиззи. Какой ужас. Премьера «Клеопатры», а ты не можешь играть.

— Могу, — возразила я, отталкивая ее руки. Все плыло передо мной как в тумане. Хотя она ткнула меня в левый глаз, слезы лились из обоих и казалось, что они болят оба. — Да как он выглядит, этот чертов глаз? — спросила я ее.

— Ой, Лиззи, ужасно. Действительно ужасно. Даже не знаю, что тебе сказать.

— Лучше дай зеркало.

— Думаю, тебе лучше не смотреть.

— Дай мне зеркало!

Зазвонил звонок, приглашая публику занять места. Меньше чем через две минуты после того, как поднимется занавес, я должна быть на сцене пленительная и гордая, а тут грим течет у меня по лицу, как разлившаяся нефть в Ниагарском водопаде.