— Но это никому не дает права умножать число рук, через которые проходят улики, — возразил он. — Где ты была с этим кольцом?
— Ты что, меня допрашиваешь? Да ты сам-то слышишь, что говоришь? Или тебя это не заботит?
— Сейчас меня заботит только одно: почему улика, которая, как я полагал, находится в руках Ле Галле, оказалась где-то в неизвестном месте, когда я заговорил о ней? Тебя не заботит, что это означает?
— А, понятно.
И она вздернула подбородок. В ее голосе прозвучало ликование, как всегда у женщины, когда мужчина наступает на мину, которую она ему подложила.
— Ты в этом весь. Главное — хорошо выглядеть. Нам плюнули в лицо, а утереться нечем.
— Препятствование полицейскому расследованию — это не плевок в лицо, — ответил он лаконично. — Это преступление.
— Я никому ни в чем не препятствую. Вот это чертово кольцо.
Она сунула руку в висевшую у нее на плече сумочку, вытащила завернутое в носовой платок кольцо, схватила его за руку так же сильно, как он ее несколько минут назад, и втиснула сверток прямо ему в ладонь.
— На, держи. Доволен? Тащи его к своему дорогому Ле Галле. А то еще подумает о тебе что-нибудь нехорошее, если ты не примчишься к нему немедленно, Саймон.
— Почему ты так себя ведешь?
— Я? А ты почему?
— Потому что я сказал тебе, что надо делать. Потому что у нас есть улика. Потому что мы оба знаем, что это улика. Потому что мы знали это тогда и…
— Нет, — сказала она. — Ты не прав. Мы этого не знали. Мы только подозревали. И на основании этого подозрения ты велел мне отнести кольцо в полицию. Но если уж кольцо должно было попасть в руки полиции немедленно, если его роль была так очевидна, так почему же ты сам не отвез его в город, а отбыл в неизвестном направлении, которое на тот момент казалось тебе более важным?
Сент-Джеймс выслушал ее тираду с нарастающим раздражением.
— Ты прекрасно знаешь, что я разговаривал с Рут Бруар. Учитывая то, что она сестра убитого, и то, что она сама пригласила меня для разговора, о чем тебе тоже хорошо известно, можно сказать, что в Ле-Репозуар меня призывало дело не самого последнего значения.
— Ну конечно. Разумеется. В то время как дело, которым занималась я, и яйца выеденного не стоит.
— То, чем ты должна была заниматься…
— Хватит уже об этом!
Ее голос сорвался на визг. Похоже, она сама это услышала, потому что заговорила тише, хотя и не менее гневно.
— А занималась я, — сказала она, издевательски подчеркнув это слово, — вот чем. Это записки Чайны. Она считает, что они могут тебе пригодиться.
Порывшись у себя в сумочке еще раз, Дебора извлекла оттуда сложенный вдвое блокнот.
— А еще я выясняла насчет кольца, — продолжала она с притворной любезностью. — О чем и поведаю тебе в случае, если ты сочтешь информацию достойной твоего внимания, Саймон.
Сент-Джеймс взял у нее блокнот. Проглядев его, он увидел даты, указания времени, места и описания событий, сделанные, как можно было предположить, рукой самой Чайны Ривер.
Дебора сказала:
— Она хотела, чтобы он был у тебя. Точнее говоря, она даже просила, чтобы он был у тебя. А еще она купила это кольцо.
Он оторвался от чтения.
— Что?
— Думаю, ты меня слышал. Это кольцо или такое же, как это… Чайна купила его в магазине на Милл-стрит. Мы с Чероки его проследили. А потом спросили ее об этом. Она созналась, что купила его для того, чтобы послать своему парню. Бывшему. Мэтту.
Дебора рассказала ему остальное. Излагала она официально: визит в антикварный магазин, к Поттерам, описание того, что сделала с кольцом Чайна, наконец, возможность существования второго такого кольца в Тэлбот-Вэлли. Закончила она так:
— Чероки говорит, что видел эту коллекцию сам. С ним был мальчик по имени Пол Филдер.
— Чероки? — резко переспросил Сент-Джеймс — Он был с тобой, когда ты расспрашивала о кольце?
— По-моему, я уже сказала.
— Значит, он все о нем знает?
— Думаю, он имеет право.
Мысленно Сент-Джеймс выругал себя, ее и всю ситуацию, а также то, что он ввязался в это дело по причинам, о которых ему не хотелось размышлять. Дебора не была дурой, но это дело ей явно не по силам. Однако сказать ей об этом нельзя, а то они рассорятся еще больше. Не сказать — как угодно, со всем возможным тактом или без него, — значит поставить под угрозу все расследование. Выбора у него не было.
— Ты поступила не мудро, Дебора.