Когда она повернулась к нему снова, то встретила его взгляд, и по его выражению ей стало ясно, что он полностью отдает себе отчет в происходящем и начинает реагировать на ее вторжение в его комнату. Было похоже, будто осознание того, что она осматривала его тело и окружающие его предметы, медленно просачивалось в его мозг, и она видела, как это происходит: сначала забрезжило понимание, затем пришло все остальное. Значит, поладить с ним будет еще труднее, но Маргарет всегда знала, что сын ей не ровня.
— Ты стучала? — спросил он.
— Не говори ерунды. Как ты думаешь?
— Ответь мне.
— Не смей так разговаривать с матерью. Знаешь, через что я прошла сегодня утром? Знаешь, где я была? И знаешь почему?
— Я хочу знать, стучала ли ты.
— Да ты сам себя послушай. Знаешь, на кого ты похож?
— Не уходи от ответа. Я имею право…
— Вот именно. Ты имеешь право. Этим-то я и занимаюсь с самого рассвета. Забочусь о соблюдении твоих прав. Пытаюсь вернуть тебе то, что принадлежит тебе по праву. Пытаюсь — без всякой благодарности — втолковать это тем самым людям, которые вырвали твои права прямо у тебя из рук.
— Я хочу знать…
— Ты скулишь, как сопливый двухлетка. Прекрати. Да, я стучала. Я колотила в дверь. Я кричала. И если ты считаешь, что я должна была уйти и спокойно дожидаться, пока ты соизволишь вынырнуть из своего крошечного придуманного мирка, то ты сильно ошибаешься. Я устала работать на того, кто совершенно не стремится работать сам на себя. Одевайся. Будешь действовать. Сейчас же. Или я все бросаю.
— Бросай.
Маргарет стала наступать на сына, радуясь тому, что ростом он пошел в отца, а не в нее. Она была на два, нет, почти на три дюйма выше. И пользовалась этим.
— Ты невыносим. Нельзя вечно мириться с поражением. Ты хотя бы представляешь, какое впечатление ты производишь? И что думают о тебе женщины?
Он подошел к комоду, с которого взял пачку «Бенсон и Хеджес». Вытряхнул сигарету и закурил. Глубоко затянулся и некоторое время молчал. От его ленивых движений ей чуть не стало плохо.
— Адриан!
Услышав свой визг, Маргарет ужаснулась: ее голос звучал в точности как голос ее матери-уборщицы — те же нотки безнадежности и страха, которые она маскировала яростью.
— Отвечай мне, черт тебя побери. Я этого не потерплю. Я приехала на Гернси для того, чтобы обеспечить твое будущее, и не собираюсь стоять здесь и терпеть твое обращение со мной, как будто я…
— Что? — Он стремительно обернулся. — Как будто ты что? Предмет мебели? Который двигают то туда, то сюда? Как ты обращаешься со мной?!
— Я не…
— Думаешь, я не знаю, чего ты добиваешься? Чего ты всегда добивалась? Чтобы все было так, как ты хочешь. Как ты запланировала.
— Как ты можешь так говорить? Я работала. Я выбивалась из сил. Я организовывала. Я устраивала. С тех пор как ты родился, я жила только ради того, чтобы ты мог гордиться своей жизнью. Чтобы ты чувствовал себя ровней со своими братьями и сестрами. Чтобы ты стал человеком.
— Не смеши меня. Ты всю жизнь делала из меня бездельника, а теперь, когда я стал им, ты пытаешься сбросить меня со своей шеи. Думаешь, я не вижу? Думаешь, я не понимаю? В этом все дело. Для этого ты сюда приехала.
— Это неправда. Это дурно, неблагодарно и намеренно…
— Нет уж. Если ты хочешь моего участия в приобретении того, что ты для меня запланировала, так давай убедимся в том, что мы с тобой правильно друг друга понимаем. Ты хочешь, чтобы я получил эти деньги и наконец отстал от тебя. «Больше никаких оправданий, Адриан. Теперь ты сам по себе».
— Неправда.
— Думаешь, я не знаю, что я неудачник? И обуза?
— Не говори так о себе. Не смей!
— А когда у меня в руках окажется целое состояние, время оправданий кончится. И ты сможешь выпихнуть меня из своего дома и из своей жизни. Ведь тогда у меня хватит денег даже на то, чтобы засадить себя в сумасшедший дом, если до этого дойдет.
— Я лишь хочу, чтобы ты получил то, чего заслуживаешь. Господи, неужели это непонятно?
— Понятно, — отозвался он. — Поверь, мне все понятно. Только почему ты решила, что я не получил того, что заслуживаю? Уже, мама. Уже получил.
— Ты его сын.
— Вот именно. В этом-то и суть. Его сын.
Адриан смотрел на нее долго и пристально. Маргарет вдруг поняла, что он пытается ей что-то сказать, она почувствовала напряжение в его взгляде. Ей вдруг показалось, что они — как два незнакомца, которые не встречались до тех пор, пока их не столкнула жизнь.
Но в этом непривычном чувстве отстраненности было и нечто утешительное. Другие эмоции могли заставить ее думать о том, о чем думать было нельзя.