Дебора понимала, что могла бы умерить тревоги Чайны, поделись она с подругой информацией — о дольмене, о коде на его двери, о картине внутри его, о состоянии почтового туба, в котором ничего не подозревающий Чероки Ривер провез контрабанду сначала в Великобританию, а потом на Гернси. Но понимала она и то, что долг перед мужем обязывал ее молчать. Поэтому просто сказала:
— Я знаю, что тебе страшно, Чайна. Но все будет в порядке. Поверь.
Чайна продолжала смотреть в другую сторону. Дебора увидела, что ей трудно глотать.
— В тот самый миг, когда мы ступили на землю этого острова, — снова заговорила Чайна, — мы стали игрушками в чьих-то руках. Как я жалею, что мы не отдали эти дурацкие чертежи и не убрались отсюда подальше! Так нет же. Втемяшилось мне делать об этом доме статью. Все равно ее никто не купит. Глупость какая-то. Тупость. Типичная для Чайны провальная идея. И вот… Я нам обоим все испортила, Дебора. Он-то хотел уехать. И с радостью уехал бы. Потому что только этого ему и хотелось. Но я подумала: вот шанс сделать несколько удачных снимков, собрать статью из ничего. Вот это-то и было самое глупое, потому что когда же мне удавалось продать статью, сделанную из ничего? Никогда. Господи, и что я за неудачница такая?
Это было уже слишком. Дебора встала и подошла к стулу, на котором сидела подруга. Встав у нее за спиной, она обняла Чайну, прижалась щекой к ее макушке и сказала:
— Перестань. Перестань сейчас же. Я клянусь тебе…
Но не успела она закончить, как за их спинами распахнулась входная дверь и поток ледяного декабрьского воздуха ворвался в квартиру. Они обернулись, и Дебора сделала шаг к двери, чтобы закрыть ее. Но застыла, увидев того, кто вошел.
— Чероки! — воскликнула она.
Вид у него был жалкий: небритый, одежда измятая, но на лице тем не менее сияла улыбка. Он поднял руку, предупреждая их восклицания и вопросы, и снова вышел за дверь. Рядом с Деборой медленно встала Чайна. Она замерла, схватившись обеими руками за спинку стула.
Чероки появился снова. В руках он держал спортивные сумки, которые забросил в квартиру. Затем откуда-то из куртки достал две тонкие синенькие книжицы с золотым тиснением на обложке. Одну бросил сестре, а другую поцеловал.
— Наш обратный билет, — пояснил он. — Давай-ка свалим отсюда по-тихому, Чайн.
Она посмотрела на него, потом на паспорт в своих руках.
— Что… — начала она, но тут же бросилась через всю комнату обнимать его. — Что случилось? Что?
— Понятия не имею, да я и не спрашивал, — ответил ее брат. — Какой-то коп пришел ко мне в камеру со всем нашим барахлом минут двадцать назад. Сказал: «Все кончено, мистер Ривер. Чтобы к завтрашнему утру вас не было на этом острове». Или что-то в этом роде. И даже снабдил нас билетами до Рима, «если вы не раздумали туда лететь», как он сказал. Ну и прибавил, конечно, что государство Гернси приносит свои извинения за причиненные нам неудобства.
— Он так сказал? Неудобства? Да мы засудим этого мерзавца к чертям собачьим, и…
— Тихонько, тихонько, — сказал Чероки. — Лично меня интересует только одно: как быстрее попасть домой. Если бы сегодня был рейс, поверь мне, я уже был бы на нем. Один вопрос: ты в Рим хочешь?
— Я домой хочу, — ответила Чайна.
Чероки кивнул и поцеловал ее в лоб.
— Должен признаться, моя изба в каньоне еще никогда не казалась мне такой привлекательной.
Дебора наблюдала эту сцену между братом и сестрой, и на сердце у нее становилось все легче. Она знала, кто ответствен за освобождение Чероки Ривера, и благословляла его. Саймон не однажды приходил ей на помощь, но никогда еще результаты его вмешательства не были столь блестящими. Но дело было не только в этом. Дело было в том, что он прислушался к ее интерпретации фактов. Даже больше: он наконец услышал ее.
Рут Бруар завершила медитацию, ощущая душевный покой, которого не знала уже многие месяцы. Со смерти Ги она совсем забросила свои ежедневные тридцатиминутки спокойного созерцания, и результат не замедлил сказаться: ее мысли перескакивали с одного предмета на другой, а тело впадало в панику от каждого приступа боли. В таком состоянии она носилась по адвокатам, банкирам и брокерам, а в свободные минуты рылась в бумагах брата, чтобы понять, как и почему он изменил свое завещание. Эти занятия разнообразили лишь визиты к врачу, с которым они подбирали лекарство для более эффективной борьбы с болью. В результате все ответы и решения, в которых она нуждалась, оказались внутри ее самой.