— Нет. Ты ешь, тетя Рут. Ты уже целую неделю о себе не заботилась. Кто бы там ни звонил, он позвонит позже. А ты тем временем успеешь подкрепиться.
Она подняла вилку, показавшуюся ей невероятно тяжелой.
— Да. Хорошо. Раз ты настаиваешь, дорогой…
Она вдруг поняла, что ей все равно, что будет. Так или иначе, скорого конца не избежать.
— Но могу я спросить… Зачем тебе все это, Адриан?
— Никто никогда так и не понял одного: я любил его, — ответил Адриан. — Несмотря ни на что. А он хотел бы, чтобы я был здесь, тетя Рут. Ты это не хуже меня знаешь. Он хотел бы, чтобы я был с тобой до самого конца, потому что сам бы так сделал.
Против этой правды возразить было нечего. Вот почему Рут положила в рот первый кусок.
29
Когда Дебора покидала дом королевы Маргарет, Чероки и Чайна перебирали свои пожитки, убеждаясь накануне отъезда, что все на месте. Но прежде Чероки затребовал сумочку Чайны и шумно рылся в ней в поисках кошелька. Он объяснил, что ищет деньги, чтобы пойти куда-нибудь поужинать и весело провести ночь перед отъездом. Но все кончилось вопросом:
— Сорок фунтов, Чайн?
Он оценил недостаточность средств, которыми располагала сестра.
— Господи, похоже, придется мне самому бежать за едой.
— А это, конечно, многое меняет, — заметила Чайна.
— Подожди-ка. — Чероки поднял палец, как человек, которого внезапно посетило вдохновение. — Бьюсь об заклад, на Хай-стрит есть банкомат, из которого ты можешь взять деньги.
— И даже если нет, — добавила Чайна, — по чистой случайности у меня с собой имеется кредитная карта.
— Сегодня и впрямь мой счастливый день.
И брат с сестрой весело рассмеялись. Они открыли свои дорожные сумки, чтобы проверить, все ли в них на месте. Тут Дебора с ними попрощалась. Чероки пошел провожать ее к двери. Снаружи, на полутемной лестнице, он ее остановил.
Стоя в тени, он особенно походил на мальчишку, которым, скорее всего, навсегда останется в душе.
— Дебс. Спасибо тебе. Без тебя… и без Саймона… в общем… спасибо.
— Мне кажется, мы ничего особенного не сделали.
— Ты много сделала. И вообще, ты была здесь. Как друг. — Он коротко усмехнулся. — Хотя мне хотелось большего. Черт. Ты знала? Знала, конечно. Замужняя дама. Мне всегда не везло с тобой.
Дебора моргнула. Ей стало жарко, но она молчала.
— Не то время, не то место, — продолжал Чероки. — Вот если бы все было по-другому, тогда или сейчас…
Он поглядел куда-то за нее, на крохотный дворик и уличные фонари за ним.
— Я просто хотел, чтобы ты знала. И не из-за того, что ты для нас сделала. Так было всегда.
— Спасибо, — ответила Дебора. — Я это запомню, Чероки.
— Если когда-нибудь наступит время…
Она положила руку ему на плечо.
— Оно не наступит, — сказала она. — Но все равно спасибо.
— Да. Ну ладно, — вздохнул он и поцеловал ее в щеку.
А потом, прежде чем она успела увернуться, взял ее за подбородок и поцеловал прямо в рот. Его язык коснулся ее губ, раздвинул их, скользнул внутрь и отпрянул.
— Мне хотелось сделать это с тех самых пор, как я тебя увидел, — признался он. — Черт возьми, и за что это английским парням такое везение?
Дебора отступила назад, все еще чувствуя вкус его поцелуя. Ее сердце билось быстро, легко и чисто. Но если она и дальше будет стоять в полутьме с Чероки Ривером, то оно забьется по-другому.
— Английским парням везет всегда, — ответила она и оставила его у двери.
По дороге в отель ей хотелось продолжать думать об этом поцелуе и обо всем, что ему предшествовало. Поэтому она избрала самый долгий путь. Спустилась вниз по лестнице Конституции и направилась на Хай-стрит.
Людей на улице почти не было. Магазины закрылись, а те рестораны, которые еще работали, располагались дальше, возле Ле-Полле. Три человека стояли в очереди к банкомату напротив Нет-Уэст, да пятеро подростков разговаривали по одному мобильному так громко, что их голоса эхом отдавались от стен домов на узенькой улочке. Тощая кошка поднялась по ступенькам с набережной и заскользила дальше, прижимаясь к фасаду обувного магазина, а где-то поблизости залился лаем пес, и мужской голос прикрикнул на него, чтобы он замолк.
Там, где Хай-стрит поворачивала направо и превращалась в Ле-Полле, спускавшуюся к гавани покатым склоном из аккуратно уложенных булыжников, Смит-стрит начинала свой подъем. Дебора свернула на нее и стала карабкаться на холм, думая о том, как за двенадцать коротких часов день перевернулся с ног на голову. Все началось с тревоги и нарастающего отчаяния, а кончилось шумным весельем. И откровением. Но эту мысль она тут же выбросила из головы.