Кроме Эбботов пришли еще Даффи. Кевин — управляющий поместьем, садовник, смотритель Ле-Репозуара, в общем, мастер на все руки, по желанию Ги, — сторонился всех и стоял у окна, разглядывая сады внизу, по-видимому твердо придерживаясь одного принципа: отвечать односложным фырканьем всякому, кто бы к нему ни обратился. Его жена Валери сидела одна, крепко сжав руки на коленях. Смотрела она то на мужа, то на Рут, то на поверенного, который разбирал бумаги в своем портфеле. Вид у нее был совершенно ошарашенный.
А еще там был Фрэнк. Маргарет познакомили с ним сразу после похорон. Фрэнк Узли, сказали ей, вечный холостяк и добрый друг Ги. Более того, задушевный друг. У обоих обнаружилась настоящая страсть ко всему, что связано с войной, это их и подружило, и Маргарет сразу заподозрила неладное. Именно он, как она узнала, стоял за мрачным музейным проектом. Так что один бог знает, сколько миллионов Ги уплывет из-за него в чужие руки, то есть не к ее сыну. Особенно отвратительное впечатление произвели на Маргарет его плохо сидящий твидовый костюм и дешевые коронки на передних зубах. Кроме того, он страдал излишней полнотой, что также свидетельствовало против него. Отвисшее брюхо — признак жадности.
Вдобавок ко всему он разговаривал с Адрианом, у которого, разумеется, не хватало ума распознать соперника, стоя с ним нос к носу и дыша одним воздухом. Если дело повернется именно так, как начала опасаться Маргарет, то через каких-то тридцать минут они с этим коренастым субъектом окажутся на ножах, и вполне легально. Уж хотя бы это Адриан мог сообразить и, соответственно, держаться подальше.
Маргарет вздохнула. Наблюдая за сыном, она впервые заметила, до чего он похож на отца. А еще она обратила внимание на то, что он изо всех сил старается это сходство скрыть: стрижется почти наголо, чтобы не видеть своих кудрей, как у Ги, одевается неряшливо, бреется гладко, а не носит изящную бородку, как Ги. Только с глазами, совершенно отцовскими, он ничего не мог поделать. Глаза, что называется, с поволокой, томные, с тяжелыми веками. И с цветом лица, смуглее, чем у обычных англичан, сделать тоже было ничего нельзя.
Она направилась туда, где у камина стоял с другом своего отца ее сын. И продела руку ему под локоть.
— Садись со мной, милый, — попросила она сына. — Могу ли я похитить его у вас, мистер Узли?
Фрэнку Узли не было необходимости отвечать, поскольку Рут закрыла двери гостиной, давая понять, что все заинтересованные стороны в сборе. Маргарет повела Адриана к одному из диванов, окружавших стол, на котором поверенный Ги — худощавый мужчина по имени Доминик Форрест — разложил свои бумаги.
От внимания Маргарет не укрылось и то, что абсолютно все собравшиеся делали вид, будто понятия не имели, зачем они приглашены. Не исключая ее собственного сына, который вообще пришел на это сборище лишь после того, как она на него хорошенько надавила. Он сидел ссутулившись, со скучающим видом, как будто ему было все равно, что сделал со своими деньгами его отец.
Ну и пусть, зато это очень интересовало Маргарет. Поэтому когда Доминик Форрест надел очки и прочистил горло, она вся превратилась в слух. Он предупредил ее о том, что идея прочесть завещание при всех идет вразрез с правилами. Гораздо удобнее для всех упомянутых в завещании персон узнать о причитающейся им доле наследства в приватной обстановке, которая позволяет задавать любые вопросы, не посвящая в свое финансовое положение тех, кто не должен иметь к нему никакого законного интереса.
Что, как прекрасно знала Маргарет, было удобно прежде всего самому мистеру Форресту — поговорив со всеми наследниками лично, он прислал бы каждому отдельный счет. Гадкий человечишка.
Рут, словно птичка, примостилась на краешке стула эпохи королевы Анны неподалеку от Валери. Кевин Даффи остался стоять у окна, Фрэнк Узли не отходил от камина. Анаис Эббот с дочерью устроились на двухместном сиденье, где одна заламывала руки, а другая пыталась задвинуть свои жирафьи ноги в какой-нибудь уголок, где они никому не будут мешать.
Мистер Форрест сел и одним движением запястий встряхнул свои бумаги.
— Последняя воля и завещание мистера Бруара, — начал он, — была составлена, подписана и засвидетельствована второго октября сего года. Документ простой.