Конвей была права: вранья на этой доске не меньше, чем секретов. Маккенна повесила ее ради своих целей, а девчонки используют для собственных.
– Ну а что насчет этого? – Фотографию ей в руки.
Уронила челюсть. Отшатнулась. Заверещала “О господи!”.
Прижала ладонь ко рту.
Чертовски фальшиво.
Но это ничего не значит. Есть такие люди – всё, что они ни делают, кажется лживым. Не потому что они записные лжецы, просто не умеют говорить правду. И у тебя нет способа отделить настоящую ложь от притворной.
Мы подождали, пока она иссякнет. Быстрый взгляд на нас в промежутке между истеричными завываниями – убедиться, что мы потрясены.
– Ты повесила эту записку в Тайном Месте?
– Я? Вы что? Нет! Ну вы что, не видите, что я практически в шоке?
Рука прижата к груди. Часто, взволнованно дышит. Мы с Конвей с интересом наблюдаем.
Хулихен завозилась на стуле. Что-то прощебетала.
Конвей, не оборачиваясь:
– Сидите спокойно. Она в полном порядке.
Джоанна метнула убийственный взгляд на Конвей. Но задыхаться перестала.
– Может, просто для смеха? Если да, то ничего страшного. Ты же не под присягой даешь показания. Мы просто хотели выяснить, и все.
– Я уже сказала. Нет. Понятно?
Если она меня отфутболит, прощай, мой шанс исключить всех, кроме одного подозреваемого, услышать щелчок открывшегося замка.
Джоанна смотрела на меня, как на дерьмо, прилипшее к подошве. Еще миг – и меня вышвырнут в ту же помойку, что и Конвей.
– Абсолютно, – согласился я. Забрал фотографию, убрал подальше, как будто ее и не было. – Просто на всякий случай спросил. А кто из твоих подруг это сделал, по-твоему?
Что-то блеснуло в глазах Джоанны, на этот раз настоящее. Негодование, ярость. И тут же погасло.
– Не-а. – Погрозила пальчиком. Улыбнулась. – Никто из них не мог этого сделать.
Уверена на сто процентов. Они не осмелились бы.
– Тогда кто?
– А что, это моя проблема?
– Нет, конечно. Но ты держишь палец на пульсе школы и знаешь обо всем, что происходит. Если кто-то и обладает стоящей информацией, то именно ты.
Удовлетворенная улыбка, Джоанна получила полагающиеся ей почести. Я в ее свите.
– Если это сделал кто-то, кто был в школе вчера вечером, тогда точно те, что занимались здесь после нас. Джулия, Холли, Селена и эта, как ее там.
– Правда? Думаешь, им известно, что произошло с Крисом?
– Может, и так, – пожала она плечами.
– Интересно, – веско произнес я, медленно кивая. – У тебя есть серьезные основания так думать?
– Ну, доказательств у меня нет. Это по вашей части. Я просто говорю.
– Я хотел бы узнать твое мнение еще по одному вопросу. Любое твое соображение может нам помочь. Как ты думаешь, кто убил Криса?
– А разве это не садовник Петушок? Ну, в смысле, я не знаю, как его зовут, но мы все его так называли, потому что ходили слухи, будто он предлагал одной девчонке экстази, если она… – Покосилась на Хулихен, которая сегодня определенно получила порцию новых знаний в несколько неожиданных областях. – То есть я не знаю, извращенец он или просто наркодилер, но в любом случае – ффууууу. Я думала, вы в курсе, что это он, просто у вас доказательств не хватило.
Та же история, что с Элисон: может, и впрямь так думает, а может, это просто ширма.
– И ты полагаешь, у Холли и ее подружек могли быть доказательства? Откуда? Джоанна задумчиво вытянула прядку волос из прически и принялась рассматривать кончики.
– Вы, вероятно, считаете, здесь все такие ангелочки, ни за что не станут пробовать наркоту. Вот, например, Ребекка – господи, она ведь сама невинность, да?
– Я с ней пока не встречался. А они что, употребляют наркотики?
Еще один взгляд на Хулихен. Пожала плечами:
– Я этого не сказала. И я не говорю, что у них были дела с Петушком. – Презрительная усмешка. – Я просто говорю, что они ненормальные и нельзя понять, на что они способны. И только.
Она бы с наслаждением играла в эту игру весь день, с невинным видом бросая намеки, – это как пернуть и тихонько отойти в сторонку, типа воняет не от меня.
– Расскажи мне о Крисе что-нибудь одно, – решительно предложил я. – Выбери, что тебе кажется самым важным.
Джоанна задумалась – что-то очень неприятное появилось в изгибе ее губ – и как по заказу произнесла:
– Мне не хотелось бы говорить о нем дурно.
Любуется мною из-под ресниц.
Я наклонился вперед. Суровый, сосредоточенный, брови сведены в линию, когда я сверлю взглядом юную благородную девушку, хранящую тайну, которая может спасти мир. Низким густым голосом: