— Было, — вдруг закивала Прасковья Ивановна. — С месяц назад. Дважды его в окно видела. Но он только до подъезда Елизавету Федоровну проводил, и все.
— Как он выглядел?
— Обычный такой. Ростом чуть пониже вас, в сером костюмчике. Все улыбался и на окна поглядывал.
— Так-так, — многозначительно сказал я, оглядываясь в квартире.
В широкий коридор выходили двери, выкрашенные в одинаковый белый цвет. Между ними стояли узкие шкафы для вещей — порядком обшарпанные.
— Где ее комната?
— Здесь, ваше благородие, вот за этой дверью. Только ключа у меня нет. Я ведь в чужие комнаты не заглядываю.
— Как же так, Прасковья Ивановна? — нахмурился я. — А если пожар в квартире, а жильца нет? Непорядок.
— Сейчас, батюшка! Сейчас поищу. Есть запасной ключ. Вспомнить бы только, куда засунула.
Женщина скрылась в глубине квартиры. Раздался звук выдвигаемых ящиков, звон посуды.
— Видно, Прасковья Ивановна и в самом деле не страдает излишним любопытством, — тихо сказал я Елизавете. — Иначе ключи были бы у нее под рукой.
Тяжело дыша, хозяйка вернулась к нам.
— Нашла, батюшка! Вот он.
Я взял у нее ключ и открыл дверь.
— Входите, Елизавета Федоровна! А вы, Прасковья Ивановна, подождите в коридоре.
Комната была обставлена бедно. Вся мебель, судя по ее печальному состоянию, принадлежала квартирной хозяйке. У Елизаветы здесь были только личные вещи.
Девушка вошла вслед за мной и с любопытством оглядела комнату.
— Я жила здесь? — удивленно спросила она. — Ничего не узнаю. Какие-то чужие вещи.
Она повернулась ко мне. Я заметил в ее глазах огонек азарта.
— Это ведь самое настоящее расследование. Кажется, я начала входить во вкус.
— Замечательно, — улыбнулся я. — В таком случае, осмотритесь внимательно. Соберите самое необходимое. Комната временно останется за вами, об этом я позабочусь. Так что остальные вещи будут в сохранности. А я пока подробнее побеседую с Прасковьей Ивановной.
— Хорошо, — уверенно кивнула Елизавета Федоровна.
Я ободряюще улыбнулся ей и вышел в коридор.
Прасковья Ивановна, как я и просил, ждала возле двери.
— Позвольте, батюшка, я Елизавете хоть пирожков соберу? — взмолилась она. — С утра напекла, теплые пирожки еще. И вас угощу. Служба у вас тяжелая, государева.
— Не стоит, — отказался я. — Вы добрая женщина, Прасковья Ивановна. Поэтому я скажу вам кое-что, чего не должен говорить.
Я многозначительно понизил голос.
— Только не болтать. Никому, слышите?
Прасковья Ивановна жадно подалась вперед
— Ни единой живой душе, ваше благородие!
— Елизавета Федоровна не арестована, — сказал я. — Она будет работать на Тайную службу. Бороться с врагами императора и отечества, раскрывать тайные заговоры.
— А разве такие бывают? — ужаснулась Прасковья Ивановна.
— На каждом шагу, — уверил я ее. — Эта комната пока останется за госпожой Молчановой. Какую плату вы берете за месяц?
— Копейки не возьму, ваше благородие!
— Ни в коем случае, — строго сказал я. — Ваша доброта может вызвать подозрение у заговорщиков.
Я заплатил Прасковье Ивановне за месяц вперед и постучал в дверь комнаты.
Через минуту Елизавета вышла в коридор. Она успела переодеться в тот самый деловой костюм, о котором говорила продавщица в магазине готового платья. В руках девушка держала блокнот в картонной обложке.
— Думаю, что так я больше похожа на помощницу следователя, — улыбнулась она.
Прасковья Ивановна проводила нас до дверей. На пороге я обернулся и приложил палец к губам:
— Никому, помните?
Квартирная хозяйка молча закивала.
Ключ от комнаты я забрал с собой.
— Нашли что-нибудь интересное? — спросил я Елизавету Федоровну, когда мы вышли из квартиры.
— Ничего, — покачала головой Молчанова. — Чемодан под кроватью, но в нем только одежда. Ни писем, ни драгоценностей, кроме сережек. Спасибо, что помогли их вернуть.
— А почему вы их не надели? — спросил я.
— Знаете, они мне не очень идут. Мне кажется, что это не мои серьги.
— Интересная подробность, — удивился я.
— А что вы сказали Прасковье Ивановне? — заинтересовалась Елизавета.
— По большому секрету я предупредил ее, что вы теперь работаете на Тайную службу.
— Зачем? — изумилась Молчанова.
— Во-первых, чтобы сохранить вашу репутацию, — улыбнулся я. — Но есть еще одна причина. О ней я пока промолчу.
— И что мы будем делать теперь? — спросила Елизавета Федоровна.
— Постараемся отыскать место вашей настоящей службы. Возможно, там вас знают лучше. Все-таки, они платили вам жалованье, видели ваши бумаги.