— Как знаете, — согласился я.
Степан Богданович рвался в комнату спасенной девушки. Но я настойчиво проводил его наверх, в кухню.
— С девушкой вы поговорите только, когда позволит целитель.
В ответ на вежливое приветствие Миши Степан Богданович только фыркнул и отвернулся к окну. Наверное, проверял полицейские посты. Или не хотел, чтобы мы видели, как он расстроен.
— Хотите кофе? — предложил я.
— Нет, — коротко отказался Прудников.
Игнат растерянно переводил взгляд с меня на рассерженного следователя.
— Ты можешь пока отдохнуть, — сказал я Игнату. — Завтракать будем позже.
— А где этот садовник Люцерн? — вспомнил Прудников. — Он ведь тоже свидетель. Я должен с ним поговорить.
— Где-то в парке, — улыбнулся я. — Если хотите, можете его поискать.
— Непременно. Хотя вы, господин Тайновидец, должны были знать, что его показания потребуются полиции. Могли бы и задержать его.
В кухне повисла тягостная тишина, и я ощутил короткий магический импульс. Дом был явно недоволен поведением Прудникова.
Но тут на лестнице послышались шаги. Это поднимался Иван Горчаков.
— Еще один ваш приятель! — саркастически заметил Прудников при виде Ивана.
— Девушка пришла в сознание, — не обращая на него внимания, сказал Иван. — Но она ничего не помнит.
— Я так и знал! — торжествующе воскликнул следователь. — Пропустите меня!
Он шагнул к лестнице, но я загородил ему дорогу.
— Как это ничего не помнит? — спросил я Ивана, вежливо придерживая следователя.
— Совершенно ничего. Она даже не знает, как ее зовут. Сильное магическое воздействие. Оно едва не уничтожило ее магический дар и стерло память.
— Магическое воздействие? — нахмурился я.
А ведь верно. В тот момент, когда нас накрыла волна, я тоже ощутил сильный магический удар. Именно тогда девушка потеряла сознание.
— Значит, она одаренная?
— Без сомнений, — ответил Иван.
— Пропустите немедленно! — потребовал Прудников. — Иначе я предъявлю вам обвинение в преступном сговоре. Очень удобно — жертва потеряла память в результате воздействия магии! А откуда взялось это воздействие, позвольте вас спросить?
Он в упор уставился на меня.
— Умелому магу, господин Воронцов, вполне по силам провернуть такую штуку! Хочу напомнить, что именно ваши вещи мы нашли на мосту. Вы говорите, что прыгнули за девушкой, чтобы спасти ее. А кто может это подтвердить?
— Степан Богданович, что вы говорите? — попытался образумить его Миша.
Но Прудников быстро развернулся. Он был похож на лисицу, которую загнали в угол собаки.
— Помолчите, господин Кожемяко! — голос его звенел от напряжения. — Я немедленно иду к пострадавшей. Один! И я вытащу из нее все, что она знает. Если потребуется, я увезу ее в полицейское управление, там-то она заговорит! А если вы вздумаете мне помешать, я сообщу об этом прямо господину полицмейстеру.
Словно в ответ на крик Прудникова воздух в комнате ощутимо сгустился. Угрожающим басом загудела невидимая струна, но этот звук слышал только я.
— Он просто идиот, — беззвучно сказал я дому. — Неприятный, но не опасный. Не нужно его убивать.
— С дороги! — громко потребовал Прудников.
— Вы очень смелый человек, Степан Богданович, — улыбнулся я. — Не боитесь бросить обвинения в лицо такому монстру, как я.
— Саша, это всего лишь версия, — быстро сказал Миша Кожемяко. — Степан Богданович не обвинял тебя прямо.
— Да, это версия, — упрямо подтвердил Прудников. — И я ее проверю.
Я посторонился, пропуская Прудникова.
— Что ж, прошу. Идите, мы подождем здесь.
— Имейте в виду, я запрещаю увозить пострадавшую куда-либо, кроме госпиталя! — вмешался Горчаков.
— Разберусь без вас! — через плечо бросил следователь, проворно спускаясь по лестнице.
Он скрылся из вида. Затем внизу громко хлопнула дверь, и наступила тишина.
Я подождал несколько секунд и получил подтверждающий сигнал от дома.
— Все в порядке, — улыбнулся я Мише, который с тревогой смотрел на меня. — Теперь он нам не помешает. Идем, нужно расспросить девушку.
Глава 3
— Так-то он человек неплохой, — сказал Миша, имея в виду Прудникова. — Чересчур дотошный, но в нашей работе это хорошо. Неудача с делом Кляева его подкосила. Боится еще раз оплошать. Полицмейстер грозился разжаловать его в городовые.
— Миша, а ты уверен, что Прудников станет тебе сочувствовать, если раскроет дело первым? — поинтересовался я.
— Это вряд ли, — задумался Миша.