И все в нем было, как мы слышали, так, как мечтали. Прямо в красной обсидиановой стене - глубокий овал ниши. В ней под защитой красного свода, простирая руку в неподвижном устремлении, летела девушка, прекрасная, как мечта. Одна рука ее была поднята вверх, а другой она указывала себе под ноги. Справа и слева от этой статуи, сделанной из какого-то нетленного металла, шли как на пайцзе те же квадратики с обезьянами, с человечками, с шариками. У ног богини - широкий металлический пьедестал с какими-то письменами уходил в прозрачные глубины небольшого, но глубокого водоема. Голубая прозрачная вода водоема бурлила тысячами мелких и крупных пузырей и над озерком, как факел колебался, развеваясь на ветру, двадцатиметровый язык странного зеленовато-фиолетового пламени. Горели синие кипящие воды.
Мы увидели полукольцо странных фигур, окружавших кипящие воды, а перед озерком сваленные в беспорядке кучи всевозможных предметов. И чего тут только не было! Кости и останки разных животных, посуда, оружие и истлевшие одежды, золотые и серебряные монеты, драгоценные предметы. Вероятно, сюда приносили свои дары и жертвы и древние язычники и огнепоклонники.
А над ними колебался язык живого огня и, видимо, действительно смертельно было это пламя. Мы сами увидели как маленькая птичка, пересекавшая по воздуху котловинку, коснувшись языка пламени, мгновенно сжалась, затрепетала и рухнула вниз.
Вероятно, действительно, как это значилось в старинных надписях, только северный ветер, относивший пламя к северным скалам, которые, наверное, и давали отблеск на облака, позволял ненадолго проникать сюда, в святилище.
А у самого кипящего водоема на коленях, в спокойной молитвенной позе стоял Сатанда. Он не бежал, не прятался от нас. Он был неподвижен. Или он был в западне и бежать некуда, и он знал об этом. Трудно было предполагать, что он был в сговоре с теми двумя. Скорее можно было думать, что он, бежав из нашего лагеря, решил спрятаться здесь, но тут он столкнулся с теми двумя и, взорвав вход, уже не мог выбраться отсюда? Что вообще произошло?
Или он сам, уничтожив своих преследователей, сознательно остался здесь, решив погибнуть у ног богини. Мы могли только догадываться!
А может быть, не желая допустить нас сюда, решил подорвать вход в пещеру, а в этот момент его настигли те двое. Ведь они явно следили за всеми нами, так как сами не могли найти капище. Они заставили его бежать от их выстрелов внутрь, а сами случайно погибли от взрыва.
Все это было неясно.
Мы окликнули Сатанду и предложили не сопротивляться, может быть, он был опять в молитвенном экстазе и не слышал, а, может быть, не хотел слышать. Но оружия у него не было видно.
Только теперь нам окончательно стало ясно, кто был последним тайным жрецом богини, кто был посвященный, стерегущий капище от глаз недостойных.
Вот кто охранял его.
Мы не долго раздумывали, сидя на гребне над котловиной. День шел, с севера двигались облака, с севера дул ветер. Он становился все сильнее, и мы увидели, как стало изгибаться, отклоняясь к белым скалам, фиолетовое пламя, прижиматься к южной стене.
- Рискнем?
Я быстро пристегнул себя к тросу и, то упираясь ногами и руками, то повисая на тросе, пополз вниз. Сухо пощелкивала тормозком лебедка, и я все ниже опускался, пока не ощутил под ногами сначала крутой, а потом пологий склон, пока не очутился у внутреннего выхода пещеры.
- Если что - тащите меня волоком наверх,- негромко сказал я.
- Ладно,- хрипло ответил Уткин.
Здесь, в глубине котловины, была тень и холод и никакого тепла от этого языка пламени, тихо переливающегося в воздухе над водоемом, не чувствовалось совсем.
С закинутой головой летела прекрасная богиня, широкие квадраты барельефов с человечками стерегли статую с обеих сторон.
Перед водоемом лежали груды приношений, здесь было все - от каменных орудий до советских двугривенных. Видимо, тысячи поколений с давних пор оставляли свои дары у ног божества. Но кто были они, посвященные? Чье прекрасное изображение оставил здесь древний художник? Кто и когда создал это капище?
Богиня молчала.
Я следил за пламенем, оно колебалось, примыкая то больше, то меньше к белым скалам. Я выждал, когда пламя особенно тесно прижалось к скале, и быстро продвинулся вперед, подошел к Сатанде, положил ему руку на плечо.
Он не дрогнул, все также опираясь одной рукой о камень, а другую руку кончиками пальцев опустив в чуть заметную струйку воды, которая вытекала из водоема, всасывалась, уходила в пористые осыпи; он неподвижно застыл в экстазе. Я еще раз тронул его за плечо, твердое не по-живому, заглянул ему в лицо. Неподвижно, спокойно, счастливо-печально было это странно похудевшее, истощенное лицо. Широко открытые глаза смотрели, не закрываясь, на богиню, а на бороде и на ушах был иней.
Он и мертвый продолжал молиться богине. Я взял из-под его рук стеклянный флакон с привязанной к нему блестящей пайцзой. Она была точь-в-точь, как та, что мы нашли когда-то. Только рисунки на ней были ясней и резче.
Лучи поднявшегося солнца, наконец, заглянули в котловину и загорелись в струях ручейков, вытекавших из кипящего бассейна, заиграли обломками обсидиана, устлавшего берега и дно бассейна. Я поднял один осколок, он горел как драгоценный камень, солнце переливалось в его косых гранях при каждом повороте. Как будто он был наполнен красным светом.
Я поднес его к лицу и посмотрел сквозь полупрозрачные красные грани на солнце. Несколько капель, стекших с него, брызнуло мне в лицо.
И едва эти чистые прозрачные капли попали мне на лицо, как холодный ожог охватил все тело. Звенящая музыка хлынула из каждого камня, загорелось, сверкая, все дно котловины, тысячи искр веселым вихрем неслись вверх, в пламя.
Не страшным, а радостно-прекрасным стал язык фиолетового огня, ожив, летела ко мне, улыбаясь зовущей загадочной улыбкой, богиня.
Я понял, что все хорошо.
Что больше ничего не нужно.
Все прекрасно.
Все хорошо.
Наконец, началось все то, к чему я шел всю жизнь.
Началось счастье.
Наши, сидевшие на гребне, долго смотрели на меня сверху. Я лежал рядом с Сатандой. Окликали. Я молчал.
- Что-то случилось, надо спускаться,- сказал Аркадий.
- Я полезу,- предложил Дима.
- Нет я, я легче,- сказал Вася.
- Нельзя, попробуем тросом.
Счастье мое, что я не отстегнулся от троса и они сверху постепенно потащили, поволокли меня прочь от водоема.
Опомнился я минут тридцать спустя, когда уже лежал под скалами, куда меня подтянули совместными усилиями лебедки и всех людей.
Да и было время, приближался полдень и северный ветер слабел. Подбадриваемый криками сверху я в каком-то счастливом остолбенении вылез, наполовину был вытащен. Вниз меня так же спускали, не отстегивая от троса, я плохо соображал.
Еще с гребня я заметил Смурова, он стоял, держась за палаточный кол, повернув лицо в нашу сторону и напряженно вслушиваясь.
- Что? - спросил он, когда мы подошли.
- Да все, как ты говорил.
- Не спускались?
- Я спускался и чуть не подох.
- Что такое?
- Да какое-то остолбенение. Совершенно необычайное ощущение. Какое-то опьянение, экстаз. Действительно, смерть, если побыть там подольше.
- Что-нибудь принес?
- Да, немного, вот кусок обсидиана, да вот еще одна пайцза с бутылкой.
- Дай!
Смуров протянул руку и быстро-быстро стал водить пальцами по квадратикам.
- Странное все-таки место,- сказал я,- статуя сделана исключительно, она живая. Я не знаю даже с чем ее сравнить. Антична? Нет, лучше! Поразительно другое, кто же мог ее сделать здесь, в этом суровом крае, безлюдном, диком. Какие люди, откуда?