Тем временем Киприан удалился в другой конец комнаты, сел там на диван и, похоже, погрузился в глубокую задумчивость. Однако Кольмар сообразил, что монах просто предоставляет ему случай побеседовать с принцессой свободно, и немедленно подошел к ней.
Принцесса опустилась на кушетку и веером указала на стул, давая понять, что позволяет рыцарю сесть в ее присутствии, ибо в то время, как и теперь, этикет устанавливал четкие границы между лицами королевской крови и остальными смертными.
Воспользовавшись данным ему позволением, Эрнест Кольмар откровенно и чистосердечно заговорил вполголоса:
– Не подумайте, ваше высочество, что это пустой комплимент, но вид молодой несчастной женщины, обыкновенно трогающий меня, особенно печалит в настоящем случае. Оставшись сиротою в таком нежном возрасте, лишенная наследственной короны, принужденная томиться в уединении, когда отечество страдает от раздоров, ваше высочество находится в положении, возбуждающем мое живейшее сочувствие. Вспомните, принцесса, что я говорю не только как христианин и рыцарь, но и от имени моего повелителя, Альбрехта Австрийского.
– И я благодарю вас, – промолвила Елисавета, и по ее щекам потекли слезы. – Благодарю вас, – повторила она прерывающимся голосом, – не только за сочувствие, выражаемое от имени вашего государя, но и за добрые слова, рожденные вашим великодушием.
– Спрашивать, знаете ли вы причину, доставившую мне честь свидания с вашим высочеством, было бы смешным притворством с моей стороны, – заметил рыцарь. – Но я спрошу о другом. Ответьте откровенно, с добровольного ли вашего согласия начались переговоры о вас с его высочеством Альбрехтом Австрийским?
Заканчивая фразу, рыцарь взглянул на монаха, сидевшего в другом конце обширной комнаты, и поразился, почти испугался выражения глаз Киприана, сверкавших из глубины капюшона и устремленных на принцессу. Правда, он немедленно опустил их, едва встретившись с глазами Эрнеста Кольмара, и, поспешив отвернуться, ниже надвинул капюшон на лицо.
В ту же минуту рыцарь поглядел на Елисавету и перехватил ее взгляд, также устремленный на монаха.
Лоб и щеки принцессы зарделись. Как молния сверкнула у Кольмара мысль, что принцесса смутилась оттого, что он подметил влияние на нее монаха, должно быть, очень сильное, ибо одни его взгляды могли указать, как ей следует действовать и говорить.
– Принцесса, – повторил рыцарь, наклоняя голову и понижая голос, чтобы Киприан не расслышал его слов, – умоляю вас отвечать откровенно. По добровольному ли вашему согласию начаты переговоры о союзе с Альбрехтом Австрийским? В убежище, избранном вами, находитесь вы или в тюрьме, от которой не чаете как избавиться? Скажите, скажите мне, чем я могу помочь вам? – с ударением прибавил Кольмар.
– Да, да, рыцарь, я счастлива, так счастлива, как только можно на этом свете, – ответила принцесса, но в то же время крупные слезы текли по ее щекам.
Эрнест Кольмар поднял на нее взор, исполненный сочувствия и глубокого сострадания: теперь он убедился, что эта несчастная женщина не свободна.
Было ли ее положение следствием притеснения, или оно возникло в результате того влияния, которое монах наверняка получил над сиротой, оставшейся без друзей и родных в столь нежном возрасте, открыто ли проявлял Киприан свою власть над ней или просто пользовался страхом, который внушал девушке, этого рыцарь знать не мог.
Пока Кольмар смотрел на нее, безмолвно выражая участие, он приметил, что принцесса опять украдкой бросила быстрый и испуганный взгляд на монаха.
– Принцесса, – произнес Кольмар еще более тихо и более настойчиво, чем прежде, – вы знатная женщина, а я только смиренный рыцарь, но если вы позволите, я обращусь к вам с несколькими словами. Однако я умоляю воспринимать меня как представителя Альбрехта Австрийского, который почтет за счастье и обязанность заступиться за сироту последнего богемского короля. Пожалуйста, смотрите на меня именно так, а не как на постороннего человека. Если вы желаете отомстить за оскорбления, просить помощи, слова ваши прозвучат не напрасно. Скажите, что вы здесь пленница, и я клянусь – моя шпага проложит вам путь к свободе; скажите, что на свете есть человек, заставляющий вас подчиняться его воле, – и я тотчас расправлюсь с ним! Но не говорите мне, что вы счастливы, принцесса, потому что ваши глаза утверждают обратное.
С глубочайшим вниманием принцесса Елисавета выслушала слова рыцаря, произнесенные тоном откровенным и чистосердечным; слезы не просто катились по ее щекам – она буквально обливалась ими.