Я заплатил ему, сколько обещал.
– Она вышла прямо на улице, – сказал он. – Мне не хотелось высаживать ес в такой поздний час, но, думаю, она знала, что делает.
– Где это было?
– Сразу за бывшим аэропортом. Если хотите, могу отвезти вас туда. Это будет стоить два доллара по счетчику.
Он открыл заднюю дверцу. Я сел в такси. Судя по удостоверению личности, шофера звали Чарльз Мейер. Пока мы проезжали мимо фасадов многоэтажных зданий, на которых голливудские дивы с афиш восторженно улыбались безымянным миллионерам, он поведал мне о своей жизни. У Чарльза Мейера было слишком много проблем. Пьянство подточило его здоровье. Женщины разбили ему жизнь. Азартные игры вконец его разорили.
Его жалобный голос звучал настойчиво и монотонно:
– Три месяца я рысачил в этом проклятом городе, пытаясь скопить денег, чтобы немного прибарахлиться, купить какой-нибудь драндулет да выбраться отсюда. На прошлой неделе я решил: все, дело сделано, долги уплачены, и у меня осталось двести тридцать долларов. Зашел в аптеку купить инсулин. Мне дали сдачу серебром, два доллара и две монеты по двадцать пять центов. И вот просто так, от нечего делать, я опустил их в игровой автомат. И что из этого вышло? – Он горестно закудахтал: – Туда же ушли и остальные двести тридцать долларов. Чтобы спустить их, мне потребовалось чуть больше трех часов. Такой уж я азартный игрок.
– Может, тебе купить билет на автобус?
– Ну уж нет, мистер. Я буду торчать здесь, пока не заработаю на автомобиль послевоенной марки, такой, как у меня был когда-то, и на приличный костюм. Я не собираюсь притащиться назад в Дого, как бродяга.
Мы проехали мимо нескольких строящихся зданий. Надписи возле них свидетельствовали о том, что здесь возводятся клубы-отели с затейливыми названиями. Один из них принадлежал Симону Граффу. Это был его «Казбах», стропила которого возвышались на краю пустыря, как арматура для ярких, но фальшивых декораций.
Бывшая взлетная полоса была превращена в нескончаемый ряд дешевых мотелей, владельцы которых, похоже, из последних сил пытались придать им какую-то жалкую роскошь. Чарльз Мейер развернулся на сто восемьдесят градусов и остановился невдалеке от заведения, именующегося «Фиеста мотор-корт». Он повернулся ко мне, свесив свое вытянутое крысиное лицо через спинку сиденья.
– Вот здесь я ее и высадил.
– Кто-нибудь встречал ее?
– Если и встречал, то я не видел. Когда я отъехал, она стояла на улице одна-одинешенька.
– Но машины-то на автостраде были?
– Да, здесь всегда довольно большое движение.
– Она никого не ждала, как по-вашему?
– Откуда мне знать? Она была немного не в себе, какая-то слишком возбужденная.
– Возбужденная? В каком смысле?
– Ну, знаете, такая расстроенная, нервная, почти в истерике. Мне очень не хотелось оставлять ее одну в таком состоянии. Но она сказала, чтобы я уезжал. Я и уехал.
– Как она была одета?
– В красном платье, пальто из темного драпа, без головного убора. Да, еще одна деталь. На ней были туфли на очень высоких каблуках. Я еще подумал, что на таких каблучищах она далеко не уйдет.
– В каком направлении она пошла?
– Ни в каком. Она просто стояла на тротуаре, до тех пор пока я мог ее видеть. Теперь отвезти вас назад в «Мартини»?
– Задержись здесь на несколько минут.
– Хорошо. Но я оставлю счетчик включенным.
Хозяин мотеля «Фиеста мотор-корт» сидел за столиком под пляжным зонтом в маленьком внутреннем дворике, рядом со своей конторой. Он курил кальян, обмахивался потрепанным веером, сделанным из пальмового листа, и был похож на счастливого македонца или разочарованного в жизни армянина. В глубине дворика несколько темноглазых девчушек, должно быть, его дочерей, занимались тем, что вытаскивали и снова загоняли тележки в крошечные гаражи.
Нет, он не видел молодой женщины в красном платье. В одиннадцать двадцать пять он обычно вывешивает табличку: «Мест нет» и отправляется спать, так что о том, что происходит после одиннадцать тридцати, ему ничего не известно. Когда я уходил, до меня донесся его голос. Он рявкал какие-то команды своим темноглазым дочерям, как будто на собственном примере хотел продемонстрировать, как следует воспитывать будущих женщин, чтобы уберечь их от грозящих им неприятностей.
Войдя в гостиницу «Колониаль», расположенную рядом, я очутился в небольшом уютном холле, где меня встретил маленький опрятный человечек с аккуратно подстриженными усиками. Акцент выдавал в нем уроженца севера, в голосе слышалось астматическое придыхание. Нет, он, конечно же, не мог заметить девушку, о которой идет речь, в то время он был занят более важными делами. И сейчас у него есть дела поважнее, чем разговаривать о чужих женах.