В этот момент мне показалось, что я дома. Вот так же бывало весной или летом я приносил из колодца воду, сестра поливала ею грядку. Остатком воды в ведре, она старалась облить меня. И если это удавалось ей, она радовалась и хохотала до слез. Я спокойно отряхивался и говорил: «Завяжем узелок на память». — «А я маме скажу», — отвечала сестра. — «Не возражаю». Ведра два я приносил и спокойно передавал сестре, настороженной и готовой в любую секунду бежать от меня. Но едва она успокаивалась, как я окатывал ее с головы до ног. Визг и истошный крик оглашали двор: «Ма-а-ма! Оп обливается!» — «Колька, сумасшедший! — вступалась мать. — Ты же ее простудишь». Я вспоминал об этом и, наверное, улыбался, так как Марина спросила:
— Вы о чем?
— Я вспомнил дом и свою сестру, которая вот так же, как и вы, бывало, поливала грядку и обливала меня водой.
— И подумали, что и я могу вас облить?
— Нет, что вы.
— Ну а если бы и в самом деле облила, рассердились бы?
— Нет, — ответил я и, немного подумав, добавил, — только обрадовался бы.
— Тогда получайте, — Маринка так неожиданно и быстро плеснула остаток воды на мою робу (так мы называем свою рабочую форму одежды), что я не успел увернуться. Уже на пороге дома она добавила: — Что ж вы стоите? Заходите в дом.
В комнате с двумя окнами со стороны улицы и одним — со стороны двора было свежо и чисто, словно кого-то ждали. Я уже готов был перешагнуть порог, но вовремя спохватился и начал расшнуровывать свои ботинки.
— Зачем вы это делаете? — спросила Анна Алексеевна.
— В комнате такая чистота, а я тут со своими башмаками.
Теперь я входил в комнату смелее. На свету Анна Алексеевна увидела мою мокрую робу и шутливо заметила:
— О! Мы уже успели понравиться некоторым балаклавским девушкам.
— Очень вкусная у вас вода, — начал я оправдываться. — Хотел напиться из ведра, да не рассчитал.
— Поверим ему, Марина?
— От этого изнанка не станет лицом.
Было совершенно очевидно, что женщины шутили, но я почему-то чувствовал себя не в своей тарелке. Появилось такое ощущение, будто я кого-то обманул. Удивительная вещь этот обман. В нашем представлении он часто совпадает с понятием лжи. Лживых людей мы осуждаем и даже презираем. Выходит, и меня можно осуждать? Но я вижу по глазам Анны Алексеевны, что она не только не порицает мой поступок, но как-то по-матерински, тепло смотрит на меня, словно хочет сказать: «Все правильно. Только так и нужно поступать». Неужели же обман может быть правдой?
— Запутала ты нашего гостя своей изнанкой, — сказала Анна Алексеевна.
— Изнанка — не сеть, выпутается, — ответила, улыбаясь, Маринка.
Чувство неловкости постепенно спало.
— А что вы считаете обманом? — спросила Анна Алексеевна.
— Все, что делается в корыстных целях, — ответил я, будучи теперь твердо убежденным в своей правоте.
— Это только половина того, что можно сказать об обмане.
— Как половина?
— Всего лишь половина, а то и того меньше.
Признаться, сказанное поставило меня в тупик. Какое же еще может быть толкование этого понятия?
— Вот взять, к примеру, твою мокрую одежду. Твое объяснение — обман?
— Формально — да, по существу — нет.
— Почему?
— Я сделал это не ради себя.
— Возьмем другой пример. Провинился твой товарищ по службе. Чтобы защитить его, ты взял вину на себя. Это как?
Трудно спорить с Анной Алексеевной. На ее стороне знание жизни, большой жизненный опыт, у меня же — только стремление выбрать правильную дорогу.
Помнится, как в школе, бывало, списывались диктовки у товарищей. Мы, списывавшие, хотя и чувствовали за собою вину, забывали о ней сразу же, как только кончался урок. Те же, у кого списывали, ходили в героях и день, и два, пока преподаватель не объявит выставленные оценки. Никому из них и в голову не приходило, что они, как и мы, обманывали друг друга. Разница была только в некоторых оттенках этого обмана.
— Так что дело не в том, кого ты выгораживаешь, — продолжала Анна Алексеевна. — Важно другое, что выгораживается: скверное или безобидное, или даже хорошее, но которое могут истолковать иначе, чем есть на самом деле. Выходит, подкладка на обмане может быть разной. В одних случаях она черная, в других — белая. Чаще же в ней преобладает тот или иной оттенок.
Интересное объяснение.
— А вот в отношении Маринки ты поступил хорошо. То, что она не приняла твоей защиты, так это ее личное дело. Да и что скрывать ей от своей матери. Ведь мы с ней очень большие друзья.
Только теперь я понял, что выражение «обман может быть правдой» — такой же парадокс, как и «яд — целебное средство». Обман не всегда несет с собою дурное. Более того, в ряде случаев он просто необходим. Так, я слышал, поступают врачи по отношению к больным в безнадежном состоянии.