Всемогущий министр Шуазель рассматривал план колонизации Египта в 1769 году, но граф Верженн добился сохранения «дружеских» отношений с Константинополем.
Захват англичанами морских путей в Ост-Индию заставил французов вновь обратить внимание на Египет. Сент-Прист, королевский посланник в Константинополе, вернулся в 1777 году к предложению Лейбница и призвал «подорвать английское доминирование в Бенгале».
Его приемник Шуазель-Гуфье проводил дипломатический зондаж и настойчиво повторял рекомендации Лейбница и Сент-Приста. Писатели и исследователи Востока (ориенталисты) готовили умы. Среди них – аббат Рейналь, чье сочинение о европейцах в двух Индиях вышло в свет в 1770 году и было сожжено на площади (автор сохранил инкогнито).
Затем Константен Франсуа Вольней путешествует по Ближнему и Среднему Востоку и публикует в 1787 году примечательный труд, в котором описывает свой экзотический вояж.
Среди ранних сочинений на данную тему упомянем хорошо иллюстрированные книги о Ближнем и Дальнем Востоке путешественника и изобретателя Афанасия Кирхера.
Как видим, египетский поход начал готовиться еще во времена Бурбонов. В 1785 году французское правительство попыталось наладить торговые отношения с этой страной, чему способствовал деятельный Магеллон, консул в Александрии. С его помощью Шуазель-Гуфье заключил-таки с мамелюкскими беями соглашение, открывавшее французским торговцам транзитный путь через Египет к Красному морю, а оттуда в Ост-Индию.
Началась революция, но план не был забыт и привлек внимание исполнительной Директории Республики. Магеллон, которому предстоит сопровождать Бонапарта во время ужасного марша по пустыне, продолжал утверждать, что овладеть Египтом не столь уж трудно, а дельта Нила сказочно богата.
Стендаль указывает, что еще в 1796 году Директория поручила Бонапарту рассмотреть план вторжения в Египет. Он изучил его и вернул правительству.
На заседании Института 3 июля 1797 года Талейран, член Отделения моральных и политических наук, зачитал доклад, названный «Заключение о преимуществах, которые можно получить в современных условиях от новых колоний». Сообщение было воспринято с интересом.
Примерно в это же время Бонапарт беседовал со своим другом генералом Дезе в Пассариано и увлекал своего сверстника египетскими перспективами. 16 августа он пишет Директории: «Недалеко то время, когда мы поймем, что для действительного сокрушения Англии нам надо овладеть Египтом».
Таким образом, предлагаемая экспедиция не противоречила идее войны против Англии. Не имея возможности нанести ей прямой удар, можно было, захватив Египет, помешать «островитянам» использовать дорогу в Ост-Индию через Суэцкий перешеек.
Подготовка к экспедиции держалась в строгом секрете, чтобы избежать риска столкновения с грозным британским флотом. Оставалось убедить турецкого султана, пообещав тому, что экспедиция только укрепит авторитет Блистательной Порты.
Сам Бонапарт, читавший много и увлеченно, проштудировал «Мемуары о тюрках и татарах» барона де Тотта и «Историю арабов» Мариньи. Он предвидел и грандиозные перспективы, которые сулило строительство канала через Суэцкий перешеек.
Талейран и Бонапарт добились того, чего хотели. Директория приняла решение о завоевании Мальты и Египта, выслушав и одобрив доклад Бонапарта по итогам береговой инспекционной поездки, а 12 апреля издала нужные постановления (в том числе приказ о назначении Бонапарта главнокомандующим Восточной армией). При этом предполагалось использовать документы, подготовленные еще в 1776—1779 годах, когда планом диверсии занимался герцог де Брольи.
Теперь вооруженная нация, имеющая храбрых солдат и блестящих генералов, была готова к тому, чтобы взять реванш за поражение от англичан в Семилетней войне и связанные с ним потери (Канада, левый берег Миссисипи, колонии в Ост-Индии), и лишить Британию важных азиатских баз и торговых путей. А правительство этой нации было вовсе не против того, чтобы отправить опасного человека в дальнюю экспедицию, где он может «сломать себе шею» («Сабля удаляется», – скажет Баррас, когда корабли отчалят).
Бонапарт знакомит ученых с восточными планами, уже вполне оформленными. Вначале генерал поделился своими мыслями с математиком Монжем, бывшим министром и членом Якобинского клуба, который воспринял идеи с юношеским энтузиазмом.
Затем новый академик вышел к большой аудитории. С пылающим взором, держа в руках двухтомник Карстена Нибура («Путешествие по Аравии»), резко постукивая по дорогому кожаному переплету указательным пальцем, он говорил о задачах европейской науки.
Несколько недель спустя представители «четвертой власти», собрав все книги по Востоку, какие только можно было найти в стране, пренебрегая опасностями дальнего плавания (море «курировал» бесстрашный Горацио Нельсон, ничего не знавший о благородных научных целях предприятия) и, оставив свои семьи, займут места на кораблях армады линейных судов, фрегатов, корветов и бригов.
Стоит ли удивляться? Разве не так увлекал он за собой многие тысячи людей, вовсе не склонных к слепому подчинению, но свято веривших в то, что с ним они достигнут своих желанных целей?
Сколько ни предлагали ученые французским королям овладеть Египтом, после Людовика Святого не было героя, рискнувшего ступить на африканскую землю.
Придав экспедиции научный характер, Бонапарт придумал моральное оправдание всему, что он будет делать: «… чем станет эта прекрасная страна после 50 лет процветания и хорошего управления? Воображению предстает волшебная картина!»
Он говорит о цветущих городах и бурлящих жизнью портах, о многообещающей торговле с Индией, плодороднейших землях и новейших системах ирригации, судоходных каналах и верфях, ветряных мельницах и военно-морских учреждениях, об учетверении населения за счет эмиграции из Европы и сопредельных стран.
«… господствуя в Египте, Франция господствовала бы и в Индостане». «… несколько больших наций были бы призваны насладиться благами искусств, наук, религии истинного бога, ибо именно через Египет к народам Центральной Африки должны придти свет и счастье!!!»
Свет и счастье – не больше и не меньше! Так говорил он на Святой Елене и точно так же – тогда, в 1798 году, обращаясь к ученым, к своей армии и народу Египта.
В его обширном уме зародилась идея образовать Комиссию по наукам и искусствам. Бонапарт хотел, чтобы в экспедиции участвовали литераторы и художники, экономисты и инженеры.
Директория распорядилась передать в распоряжение генерала Бонапарта инженеров, художников, деятелей науки и культуры, а также средства, необходимые для осуществления научных изысканий.
«Комиссия по наукам и искусствам» состояла из 167 академиков, среди которых были Гаспар Монж, Бертолле, Доломье, Денон, главные инженеры путей сообщения Лепэр, Жирар, математики Фурье, Костаз, Корансез, астрономы Нуэ, Бошам и Мешен, натуралисты Жоффруа Сент-Илер, Савиньи, химики Декотиль, Шампи, Делиль, рисовальщики Дютертр, Редуте, музыкант Вийото, поэт Парсеваль Гранмезон, архитекторы Лепэр, Протэн, Норри, «глава воздухоплавателей» Конте, медики Ларрей и Деженетт.
К комиссии были прикреплены двадцать студентов Политехнического и Горного училищ (Жомар, Дюбуа старший, Ланкре, Шаброль, Розьер, Кордье, Реньо и другие). Подбором людей занимались Монж и Бертолле, им помогал военный инженер Каффарелли дю Фальга.
Библиотеку экспедиции (550 томов) формировал Жан Батист Сэй. Точнее сказать, он предлагал включить в каталог ту или иную книгу, однако все научные работы были отобраны самим Бонапартом. На покупку книг потратили 25 329 ливров.
Кроме специальной научной литературы, Бонапарт взял с собой книги для чтения: сочинения Плутарха, Полибия, Фукидида, Тита Ливия, Тацита, Рейналя, Вольтера, Фридриха Второго, Гомера, Тассо, Оссиана, Вергилия, Фенелона, Лафонтена, Руссо, Мармонтеля, Лесажа, Гете, Ветхий и Новый Завет, Коран (святые писания были отнесены им в раздел «Политика»), книги Вед, «О Духе Законов» Монтескье и древние мифы. В разделе «Поэзия» значились «Образцовые произведения французского театра» и «Избранные легкие стихотворения».