Выбрать главу

Несомненно, что декан Сен-Тибо искренне считал появившуюся «Деву Жанну» подлинной Жанной д’Арк. Надо лишь добавить, что разыскана другая рукопись его хроники, в которой декан признает свою ошибку: «В этот год прибыла молодая девица, именовавшая себя Девой Франции и так игравшая ее роль, что многие были обмануты, и особенно среди них наиболее знатные». Очевидно, это безоговорочное опровержение первого свидетельства, но где гарантия того, что именно оно было результатом ошибки, а не последующее разъяснение «самозванства» являлось тенденциозной вставкой? Отметим, что в хронике Филиппа Виньела, составленной в начале XVI в., сообщалось: «В воскресенье 20 дня мая 1436 года девица по имени Клод, носившая женскую одежду, была объявлена Девой Жанной и была обнаружена в месте близ Меца, называемом Гранд-оз-Орм, и там были два брата упомянутой Жанны, удостоверившие, что это была она». Нет оснований считать это свидетельство воспроизведением сведений из Хроники декана Сен-Тибо.

Одновременно с Хроникой декана Сен-Тибо был опубликован брачный контракт Жанны д’Армуаз (оригинал его так и не был найден). Полагают, что контракт является фальшивкой, сфабрикованной Ж. Винье. Почему, однако, надо считать брачный договор подделкой? У отца Винье вряд ли могли быть на это причины. Да и поведал он о находке только своему брату, который много позднее рассказал о ней на страницах «Меркюр галанг». Правда, эта бумага с тех пор так и не разыскана, но в XVII в. еще не интересовались подлинными историческими документами. Это в равной степени относится и к дарственному акту, согласно которому Робер д’Армуаз передавал какие-то владения своей жене «Жанне, Деве Франции», приведенный в старинной «Истории Лотарингии» документ о дарении сопровождается разъяснением: «Это Орлеанская дева или, скорее, авантюристка, принявшая ее имя и вышедшая замуж за сеньора Робера д’Армуаза». И опять вопрос: чему доверять — документу или последующему дополнению к нему? Следует отметить, что друзья Робера д’Армуаза — Жан де Тонельтиль и Собле де Дэн, поставившие свои печати на документе о передаче Жанне части владений ее мужа, знали подлинную Орлеанскую деву. Зачем им надо было участвовать в обмане? Между прочим, Робер д’Армуаз приходился кузеном Роберу де Бодрикуру — тому самому, к которому в городке Вокулере прежде всего обратилась пастушка из расположенного неподалеку Домреми и который по ее просьбе дал ей для сопровождения шестерых слуг, доставивших Жанну в Шинон к королю Карлу.

Вообще действия самой дамы д’Армуаз малопонятны, если считать ее самозванкой. Помимо одной явной неосторожности — вступления в переписку, а потом и свидания с братьями дю Ли, — она совершила и вторую — согласилась выйти замуж за небогатого сеньора д’Армуаза, отлично зная, что при заключении брака потребуются документы, касающиеся ее происхождения. Одним из приятелей Робера д’Армуаза был Николя Дув, сохранились их письма, свидетельствующие о тесных дружеских связях между ними. А Николя Дув был знаком с Жанной еще со времени освобождения Орлеана и возведения королем в рыцарский сан благодаря ее ходатайству. Почему он не открыл глаза своему другу, если убедился, что новоявленная Клод не была Орлеанской девой? Существует легенда, что Робер д’Армуаз в наказание за обман посадил свою жену в сумасшедший дом, расположенный неподалеку от Брие. Однако в роду д’Армуаз до сих пор сохранилась традиция чтить Жанну как самую славную из предков. Семья потомков Жанны д’Армуаз, опрошенная историком К. Пастером, выразила твердую уверенность, что их предок сеньор Робер не мог жениться на женщине без роду и племени. Он должен был предварительно убедиться, что его невеста действительно та, за кого она себя выдает.

Нам известна жизнь Жанны д’Армуаз в последующие три года, т. е. с 1436 по 1439 год. Следует лишь добавить, что все эти три года горожане были в нерешительности, верить ли слухам о спасении Жанны. Они платили не только братьям дю Ли за письма от «спасшейся» Жанны в 1436 году, но и за мессу, отслуженную за упокой ее души в мае 1439 года, как раз накануне прибытия дамы д’Армуаз в Орлеан.

В политике Карла VII вскоре произошел перелом. В 1436 году, когда только что был отвоеван Париж, король еще колебался, стоит ли объявлять Жанну д’Армуаз чудом спасшейся Орлеанской девой (бездействие Карла, ничего не сделавшего для ее спасения, сурово осуждалось в стране). Теперь же, полагают сторонники традиционной версии, король предпочел не зависеть от авантюристки и использовать в своих целях память о подлинной Жанне.