Наряду с интимными сценами в дворцовых садах, в гробницах вельмож Ахетатона сохранились и другие эпизоды семейной жизни царя и царицы – уникальные изображения царских обедов и ужинов. На стульях с львиными лапами сидят Эхнатон и Нефертити, рядом – приехавшая с визитом вдовствующая царица-мать Тии. Около пирующих стоят украшенные цветами лотосов столики с яствами, сосуды с вином. Гостей развлекают женский хор и музыканты, суетятся слуги. Присутствуют на торжестве и три старшие дочери – Меритатон, Макетатон и Анхесенпаатон.
Каждое утро Эхнатон выходил встречать бога-Солнце вместе с женой для совершения жертвоприношения в главном храме Ахетатона – Большом доме Атона, огромном сооружении длиной 800 метров. В храме было установлено 360 жертвенников – по числу дней в египетском году, и каждый день фараон пел Солнцу особый, предназначенный для этого дня, гимн. Фараону подпевала и Нефертити, потрясая при этом погремушками-систрами, за что сановные льстецы прозвали ее сладкоголосой. Впрочем лесть при дворе фараона являлась обязательной нормой, так что сладкоголосой царицу могли назвать в любом случае – хоть с голосом, хоть без него.
На стенах своих усыпальниц ахетатонские придворные оставили множество восторженных славословий царскому семейству. Нефертити, например, там названа «красавицей прекрасной в диадеме с двумя перьями», «владычицей радости, полной восхвалений», «преисполненной красотами» и т. д.
Казалось, такая семейная идиллия будет длиться вечно. Но случилось непоправимое. На двенадцатом году правления Эхнатона и Нефертити скончалась принцесса Макетатон. На стене усыпальницы, приготовленной в скалах для царской семьи, изображено отчаяние родителей. На ложе распростерта мертвая девочка. Рядом замерли отец с заломленной рукой и мать, прижавшая руку к лицу, словно еще не верящая в утрату. Эта сцена по силе переданных чувств, бесспорно, относится к шедеврам египетского рельефа.
После смерти дочери, как считают исследователи, любовь Эхнатона к жене угасла. Вернее сказать, что над чувствами возобладала необходимость иметь наследника. А Нефертити рожала шесть раз и каждый раз дочерей. В конце концов она была лишена статуса великой супруги и удалена из дворца. Место женщины, которую современники так высоко превозносили, вскоре заняла одна из жен по имени Кийа.
Предполагается, что она не была египтянкой. Еще при Аменхотепе III в Египет в качестве «залога» политической стабильности в межгосударственных отношениях прибыла митаннийская принцесса Тадухеппа. Именно для нее, принявшей по традиции египетское имя, Эхнатоном был выстроен роскошный загородный дворцовый комплекс Мару-Атон. На изображениях пиров она, практически ставшая отправительницей, иногда показана в короне царя! Вероятно, Кийа была матерью принцев Сменхкары и Тутанхамона, ставших мужьями старших дочерей Эхнатона и Нефертити. Увы, царствование Кийи оказалось недолгим. Она умерла на шестнадцатом году правления супруга.
А что же Нефертити? Одна из статуй, обнаруженных в мастерской скульптора Тутмеса, изображает царицу на склоне лет. Перед нами то же лицо, все еще прекрасное. Но время уже наложило на него свой отпечаток, оставив следы усталости и надломленности. Остаток своих дней Нефертити провела в дальнем дворце столицы и умерла за пять дней до своего сорокалетия. Ее саркофаг так и не был найден. Легенда гласит, что по Реке времени она просто уплыла в будущее.
…Если посмотреть на Египет с высоты птичьего полета, то почти в самом центре страны, в 300 километрах южнее Каира, можно увидеть маленькую арабскую деревню под названием Эль-Амарна. Именно здесь изъеденные временем скалы, вплотную подойдя к реке, затем отступают, образуя почти правильный полукруг. Пески, остатки фундаментов древних сооружений и зелень пальмовых рощ – так выглядит сейчас некогда роскошный древнеегипетский город Ахетатон.
При виде этих развалин невольно возникает вопрос: что же осталось от всех столь далеких событий, трагедии царского дома и человеческих судеб, занесенных песком? Пожалуй, немало: нетленность искренних человеческих чувств, потрясающий своей красотой портрет древней царицы и пожелтевшие листки дневника известного немецкого археолога Людвига Борхардта, который в начале XX века, впервые увидев портрет Нефертити, записал всего одну фразу: «Описывать бесцельно – смотреть!»
С идеей единого Бога Эхнатон на сотни лет опередил свое время. Стоит ли удивляться, что он не был понят ни современниками, ни потомками. В итоге нарушивший устои предков царь оказался в изоляции, окруженный восхвалениями и лестью новой знати. А в это время религия, всегда являвшаяся основой египетской цивилизации, продолжала существовать в подполье. Даже в самом Ахетатоне, в своих домах простые горожане продолжали почитать Изиду, Беса, Таурт – хранителей дома, материнства, семейного благополучия. Чужд новый культ был и многочисленной, очень влиятельной касте жрецов. О крайне неоднозначном отношении к царю и царице в обществе свидетельствует поразительная находка – модель царской колесницы, запряженная… мартышками.
Между тем из провинций приходили тревожные слухи. Эхнатон совсем отошел от внешнеполитических дел, повсюду вспыхивали восстания против египетских ставленников. Орды воинственных племен захватывали царские области в Сирии, а царь Иерусалима писал фараону отчаянные письма: «Да печется царь о своей земле. Погибает вся царская область».
Как, должно быть, ликовали противники реформации, когда слухи о потере сирийских земель доходили до Египта. Скрывавшиеся жрецы неустанно проводили тайные проповеди, напоминая народу о том, что при господстве Амона азиаты «лежали в пыли», а новый бог Атон бессилен перед ними. Это был весьма убедительный аргумент. Все угрозы фараона не могли остановить рост недовольства.
Несмотря на такое положение, Эхнатон по-прежнему не покидал своей столицы, превратившись в добровольного узника. Он ясно видел, что реформация вызывает повсюду ропот. Правда, как и раньше, его эмиссары разъезжали по стране, разрушая святилища богов, уничтожая надписи с их именами, но это вызывало лишь озлобление народа.
Фивы хранили зловещее молчание. Жрецы Амона, лишенные своих земель и храмов, непрестанно сеяли смуту. Религиозные идеи фараона были непонятны массам, которые втайне продолжали чтить старых богов. Люди вздыхали о тех временах, когда Амон приводил в Фивы вереницы пленных, а Ози рис встречал умерших в стране Запада. Домашние боги, боги номов и городов были близки и понятны душе крестьянина, ремесленника, писца и родового аристократа. Они были богами, помогающими в повседневной жизни, богами, которых почитали отцы с незапамятных времен. А «учение» царя, скрывшегося в своей новой столице, ни о чем им не говорило.
Увлеченный своими преобразованиями, царь уже плохо контролировал события. Вероятно, и в людях он не очень-то разбирался. Его окружали льстецы, ловкие выскочки, которые наперебой восхваляли «учение царя», усердствовали в служении новому божеству, приобретая доверие фараона.
Похоже, что искренних последователей у «пророка Атона», кроме жены, так и не появилось.
С другой стороны, вероятно, и самого царя мучил страх перед богами. Скорее всего, он втайне боялся, что они могут оказать на него пагубное воздействие. Эхнатон становился все непримиримее и фанатичней, призывая стереть всякий след богов. Сотни каменотесов трудились, истребляя прежние иероглифы. Уничтожались не только имена богов, но и само слово Бог. Его заменяли словами царь, повелитель, властелин и т. д. (По верованиям египтян, уничтожение имени было магическим средством, способом как бы умертвить его носителя.)
Гениальный скульптор последних лет правления Эхнатона Тутмес запечатлел в бюсте царя, возможно, тот момент, когда реформатор стал понимать, что все его усилия бесплодны. В его еще молодом лице появилось что-то унылое и безнадежное. Какая-то обреченность чувствуется во всем облике Эхнатона. Кажется, что на его плечи легли все скорби мира.
Отсюда печальный итог: первая в мировой истории попытка ввести единобожие не удалась. Храмовое и государственное хозяйство при Эхнатоне постепенно пришло в упадок. Кроме того, Египет лишился многих подвластных ему территорий. В этих условиях жрецам-староверам, по-видимому, даже не было необходимости с особым энтузиазмом внушать народу мысль, что Амон изливает свой гнев на фараона-еретика и насылает кару на Египет. Это и так всем было ясно.