Николай Александрович Романов был среднего роста: 5 футов и 7 дюймов (168 см). Он выделялся пропорциональностью сложения и стройной спортивной фигурой. Волосы имел золотисто-рыжеватого цвета, несколько темнее была тщательно подстриженная, холеная борода. Украшением его красивого продолговатого лица, на котором часто светилась очаровательная улыбка, были голубые глаза. Говорят, что глаза есть зеркало души человека. По мнению многих, у Государя были особые глаза: открытые, голубые, кроткие, полные какой-то особой доброты и простоты, неотразимой привлекательности. Своим взглядом он без слов очаровывал людей, предубежденных против него, и даже обезоруживал своих врагов.
Однако в популярных исторических работах относительно его роста фигурируют и другие данные. Так, например, исследовательница из Австрии Элизабет Хереш пишет: «Не вызывает сомнений, что Николай был не просто царевичем (так в тексте. — В.Х. ), но и привлекательным молодым человеком. Роста он был не очень большого — 1 метр 72 сантиметра, но подтянут и хорошо сложен; особенно сильное впечатление производили его огромные голубые глаза. Многие, даже видевшие Николая всего один раз, отмечают их “мечтательный” или “нежный” блеск. Все — включая мужчин — говорят о его простом очаровательном обращении; само собой разумеется, что он хороший танцор (да и на фортепиано неплохо играет)» [47].
Татуировка даже у аристократов за границей в те времена была достаточно модной и порой являлась обычным делом. Особенно мода на тату распространилась со второй половины XIX века в Великобритании. Сын королевы Виктории I, будущий король Эдуард VII (1841–1910), посетив Святую землю в 1862 году, сделал на руке татуировку Иерусалимского Креста. В дальнейшем его тело украсили еще несколько татуировок. Когда его сыновья Альберт (1864–1892) и Георг (Георг V, 1865–1936), кузены цесаревича Николая Александровича, побывали в начале 1880-х годов в Японии, а их гувернер, по распоряжению Августейшего родителя, отвел принцев в студию знаменитого художника Хори Чио, который татуировал изображение драконов на их руках. На пути домой принцы Альберт и Георг посетили Иерусалим и сделали еще татуировки у того же художника, что и их отец 20 лет назад. Великий князь Александр Михайлович (Сандро), который дружил с детства с цесаревичем Николаем Александровичем, обзавелся подобным своеобразным украшением, как старый «морской волк» во время плавания, находясь длительный период в Японии. В российском флоте татуировка была обычным делом среди многих офицеров. Молодой Николай Александрович, видимо, подражая Сандро, тоже решил сделать что-то подобное при первой удобной возможности. Давняя мечта цесаревича сбылась, судя по его дневниковым записям, когда он только что прибыл в Японию в начале апреля 1891 года. На русский фрегат «Память Азова» доставили двух японских мастеров. Один сделал татуировку цесаревичу Николаю, а второй — его кузену Георгу Греческому. Татуировка на его руке изображала традиционного на Востоке дракона. Так у будущего русского монарха на правой руке появилось изображение дракона — с черным телом, желтыми рожками, красным брюхом и зелеными лапами. Сведения о тату цесаревича, несмотря на секретность визита мастеров, все-таки просочились в японскую печать.
«В преддверии визита Николая в Киото в местной газете “Хинодэ симбун”, /…/ в номере от 5 мая, была помещена заметка следующего содержания: “(Находясь в Нагасаки, цесаревич) пригласил к себе местных мастеров, и те на протяжении нескольких вечеров делали ему татуировку. Цесаревич остался чрезвычайно доволен их работой, в результате которой на обоих руках у него появилось по изображению дракона…”» [48].
Правдиво ли было это сообщение в прессе?! В дневнике цесаревича Николая Александровича за 16 апреля 1991 года имеется запись о проведенном дне в Нагасаки и сделанной на правой руке татуировке:
«16 апреля. Вторник.
Проснулся с чудным днем, на берег так и манило. Утром получил телеграмму от Мама с известием о смерти бедного д. Низи. Это уже вторая смерть в нашей фамилии в течение одного месяца! В 10½ была преждеосвященная обедня; в 12 прибыл на фрегат принц Арисугава — молодой моряк; был в Гатчине весной 1889 г., симпатичный человек! В 2 ч. отправился с Джоржи и Волковым в Нагасаки. В дженрикшах (так в дневнике. — В.Х. ) разъезжали по магазинам, где я накупил себе порядочно вещей. Начали с черепахи-человека , который мне раньше того, еще на «Азове», поднес коробку и модель минного катера из черепахи, прелестной работы. Купил у него несколько вещей, а затем у кошки — чел. и собаки — человек; вздор какой называть себя так! Замечательно приятное впечатление производят улицы и дома в Нагасаки: все отлично вычищено и выглядит опрятно, любо входить в их дома; да и сами японцы и японки такой радушный и приветливый народ — совсем противоположный китайцам! Что меня особенно поразило, это количество людей, говорящих по-русски. Вернулись на фрегат в 5 час. к чаю. В 6½ были на всенощной; Шевич с нами говеет. После обеда решился сделать себе татуировку на правой руке — дракона; это заняло ровно семь часов времени с 9 ч. веч[ера] до 4 ночи! Довольно раз пройти чрез этого рода удовольствие, чтобы отбить охоту в себе начинать снова. Дракон вышел на славу, и рука совсем не болела!» [49].