Меси молчал. Его лицо покрывала смертельная бледность.
— Бедная страна! Нация безумцев! Что с тобой делают эти мерзавцы, которых ты принимаешь и которые идут на все, потому что ты им это позволяешь! Вот бандит, имеющий дерзость претендовать на одну из высших должностей, вот окровавленные руки, которые пачкают звездное знамя Америки!
Джонсон встал и с высоты своего громадного роста смотрел на низенького Меси, который дрожал от страха и ярости.
— И если я выдам его суду, — продолжал Джонсон, — то будет одним скандалом больше. Мы прочтем в газетах всей Европы, что в свободной Америке бандитов избирают в губернаторы! Но не это главное. Этот негодяй держит в своих руках состояния тысяч и тысяч семейств, и если его арестуют, сколько прибавится банкротов в нашей стране, а их и так хватает… Но это вор и убийца, а, следовательно, его необходимо наказать!
Пока Джонсон говорил, Меси поднял голову. Президент невольно давал ему шанс…
— Что же дальше? — спросил он.
Джонсон поднял руку, как бы желая ударить его… Вспыльчивая натура была готова взять верх… Но рука опустилась… Он вспомнил, что именно в эту минуту не имеет права быть человеком…
— А! Ты смеешь еще говорить! — воскликнул он. — Ты спрашиваешь, что дальше? Ты хочешь знать, что будет? Я сказал, что арест твой — разорение для страны… Вот ордер на твой арест, только что выданный Верховным Судом… Неужели ты думаешь, что мы отступим от нашего решения?
Меси издал крик ужаса и ярости.
— Погиб! — прошептал он. — Погиб!..
— Подлец, — сказал президент. — Ты еще и трус! В тебе нет даже гордости преступника… Слушай меня. Я не хочу, чтоб первый наш банкир сидел на скамье подсудимых, как убийца и вор… Я этого не хочу, и Верховный Суд предоставил мне право действовать по своему усмотрению… Итак, вот в чем дело: ты убил двух человек и обокрал их детей… Сколько ты имел денег, когда приехал в Нью-Йорк после убийства братьев Гардвинов?
— Сто тысяч долларов.
Джонсон показал Меси рукопись Тиллингеста.
Тот вскрикнул от удивления.
— Да, Да, я понимаю, — сказал Джонсон, — та тетрадь, которую ты сжег, была копией… Но какое это имеет значение? А теперь подпишись на последней странице.
— Нет! — сказал резко Меси.
— Ну так я позову…
В душе у негодяя происходила страшная борьба…
Он подписал.
— Ты сказал: сто тысяч долларов? Выписывай чек на эту сумму…
Меси открыл вексельную книгу и выписал чек. Президент взял его и внимательно прочитал написанное.
— Это еще не все… Ты передашь свой банкирский дом и все его операции Смиту Гендерсону… который ликвидирует твои дела таким образом, чтобы интересы всех, доверивших тебе свои капиталы, были соблюдены.
— Но это значит разорить меня! — вскричал Меси.
— Лучше разориться, чем быть повешенным, — холодно ответил Джонсон. — Подписывай доверенность. Я знаю, что у тебя тут есть все необходимое для подобного случая.
Президент вложил перо в руку Меси и громко продиктовал текст доверенности…
— Теперь позвони, — приказал Президент.
— Вы не прикажете арестовать меня? — спросил Меси, обезумев от ужаса.
— Господин Арнольд Меси, меня зовут Эндрю Джонсон, и я не позволю вам спрашивать меня, честный ли я человек!
Меси позвонил. Вошел служащий.
— Скажите людям, которые ждут меня внизу, что они могут войти, — произнес Джонсон.
Банкир уцепился за кресло, чтобы не упасть.
Дверь отворилась. Показались Дан Йорк, Колосс, затем Нетти, Майк и Джимми.
— Вот честные люди, — сказал Джонсон, — вот люди, вступившие в борьбу с тобой и победившие тебя! Вот дети Марка Гардвина, убитого тобой… Верни им украденное богатство… Вот Матвей Веннерхельд, спасший посредством науки город, осужденный твоей ненасытной алчностью к разрушению… На колени, Арнольд Меси, на колени!..
И, схватив плечо негодяя своими сильными пальцами, он заставил его опуститься…
— А теперь убирайся, мерзавец! Чтоб сегодня же вечером тебя не было на территории Соединенных Штатов! Если же ты когда-нибудь осмелишься появиться здесь, то я затравлю тебя как дикого зверя… Еще одно слово: если там, где ты будешь жить, ты попробуешь совершить малейшую подлость, то будь спокоен — я узнаю об этом, потому что ты не считай меня настолько наивным, чтоб я отпустил тебя одного. Где бы то ни было, в Европе ли, в Азии ли, полиция будет следить за тобой. Теперь — вон!