— И хорошо, если не в роли жертв, — не мог не съязвить Михаил Ефремович.
— Тогда считали, что границу с Иным, не понятным нам миром, необходимо закрывать именно так, — пожала плечами Анфиса Витольдовна. — По всей земле такие разломы разбросаны. Их немного, но они есть. Но вот строить в таком месте город… Это только у нас!
Глава 3
Генерал-губернатор новой столицы Российской Империи — Санкт-Петербурга — был в смутном, тревожном состоянии.
Наверное, Александр Данилович Меншиков слишком долго оставался на одном месте. Да еще и в каком! В столице! Вот странствовать с Петром по Европе, бешено носиться на коне на поле боя, первым взобраться по лестнице в захваченную крепость… Это да. Говорить одно, думать уже про другое, нестись куда-то на край света за третьим… Вот это жизнь. А тут?!
Генерал-губернатор тяжело вздохнул и, чуть натянув поводья, остановил послушного коня.
Ночь никак не наступала. Красноватое солнце почему-то злобно поглядывало на безумцев, решивших строить здесь город. Меншиков вспоминал, что раньше он не чувствовал в этих местах такого противоборства человеческой воле. Или ему казалось от усталости, или раньше эти места относились к людям по-другому: с любопытством, но без злобы.
Что же изменилось?
Вот уже два года он безвылазно сидел в Санкт-Петербурге и следил за тем, чтоб город все-таки строили… Это, конечно, выгоднее — что ни говори. Но он поближе познакомился с тем местом, где Петру пришло в голову строить его «парадиз». Кстати, даже он, Меншиков, не знал, почему именно здесь. Почему на этих островах, окруженных болотами да вырубками векового леса…
Вообще, когда царь велел: «Граду быть» и потом, когда они чуть больше десяти лет бывали тут наездами, никто из приближенных — да и сам повелитель — не понимали толком, что это за место.
Что-то он отъехал достаточно далеко от обжитой и местами каменной части города. Вокруг него были землянки и шалаши пригнанных на работы. Мужики спали вповалку, нарубив лапника. А кое-где еще догорали костры.
— …Чего ж хотели? — вдруг слух Александра Данилыча потревожил чей-то голос. Кому-то тоже не спалось. — Это ж надо, дотумкали… Русалку ловить. Вот водяной и озлился!
— Ой, Прошка! Все бы тебе врать-то!
— Не любо — не слушай, — откликнулся тот самый жизнерадостный голос, который был так неуместен среди каторжных.
— Сказывай дальше, — прохрипел чей-то сиплый голос.
— Известное дело — русалки — они не злые. Любопытные — страх какие. Но не злые…
— Во брешет! А как же мужики дохнут от русальей щекотки?
— Так то ж с озорства.
— Хорошо озорство!
— А ты не лазь ночью подле воды. А если уж приперло — так гребень с собой возьми. Русалка будет косы чесать, а ты и уйдешь подобру-поздорову.
— А нынче что же в городе деется?
— Озлили их. Порядочно озлили. Слыхивал — мужики сказывали, что русалку в бочке привезли с моря. Русалка та особая, с хвостом. Дева морская — не чета нашим, речным, что с ногами. Отловили, дескать, царя-батюшку порадовать. Больно охоч он до диковинок.
— Болтали.
— Во! А русалка та издохла.
— Так ты, морда каторжная, мнишь, что из-за сказок твоих новики — парни молодые да здоровые — в Неву кидаются? Да так, что еще ни одного живым не вытащили? — над костром из тумана появился всадник.
Мужики вскочили да истово закрестились. Потом, увидев человека в треугольной шляпе с перьями, в немецкой дорогой одежде, закланялись.
— Ты прости нас, господин, за сказки неразумные, — обратился к нему самый старый.
— Прошка — кто? — жестко спросил Меншиков.
Повисло короткое молчание. Потом один из мужиков — совсем молодой парень — шагнул вперед.
— И что прикажешь с бедствием делать?
Парень помолчал. Потом, решившись, поднял на Генерал-губернатора глаза — наглые, отчаянные, веселые — и четко произнес:
— К Водяному на поклон идти.
— Давайте вернемся к похищенной женщине. Я знаю, что это похищение и что оно связано с Иным миром. Я это почувствовал, — вмешался Егор Иванович. — Анфиса Витольдовна, кто мог заинтересоваться женщиной, 1986 года рождения. Зовут — Нина Александровна Немцова. Родилась двадцать первого марта. Ребенку три месяца.
— Не знаем, — переглянувшись с Михаилом Ефремовичем, ответила Анфиса Витольдовна. — На мой взгляд, если бы похищали для ритуала — то младенца. Но на такие зверства — именно в плане магии — мы уже сто лет не натыкались.