Да, любимые близнецы росли. Их Катрина привезла из города около четырех лет назад. Нашла на ярмарке, где семилетние малыши занимались воровством и попрошайничеством. Сердце облилось кровью, когда она увидела несчастных, заморенных детей, жмущихся друг к другу, словно два диких звереныша. Их обступила орущая толпа, грозящаяся устроить самосуд.
Катрина выкупила Фрею и Фана за дюжину серебряников. Отдала все, что принесла с собой, оставшись без продуктов на неделю. Тетушка Прыся тогда изворчалась, жалея деньги, которые доставались с большим трудом.
Да, Катрина была согласна с ней. Мельница–кормилица требовала ремонта, крыша над сараем, где хранилось сено, прохудилась, и еще куча всего, что требовало средств, а тут новый расход. Но как она могла бросить детей?
– Зачем нам эти волчата? – упрекала кухарка всю дорогу до дома. – Мы их отмоем и откормим, а они завтра же сбегут. Еще и унесут последнее, что есть ценного в доме.
Но близнецы прижились. Когда их отмыли, оба оказались рыжеволосыми, как два бельчонка. Они сделались первыми помощниками кухарки и ее глухонемого сына Дуга. И никто в доме уже не мыслил жизни без их звонких и веселых голосов.
Когда Катрина прибежала в столовую, чтобы позавтракать перед дорогой, там ее поджидал Фан. Он принес досадную весть. Фиалка – единственная лошадь, имеющаяся в хозяйстве, захромала. Нужно звать кузнеца.
– Я тогда метнусь в город пешком, – решила Катрина, услышав, как закашлялся спускающийся к завтраку барон. Этот день определенно не задался.
За столом лорд Мартин был особенно язвителен и довел Катрину до слез. А она так старалась порадовать его яичницей! Зимой куры неслись неохотно, и яйца использовали только для выпечки, а барон злился, что их пожарили не на топленом масле.
Он даже не заглянул в тарелку Кэти, куда кухарка плюхнула половник каши на воде. Катрина всегда ела то, чем питались слуги. Лишь лорду Мартину подавалось все самое лучшее. Берегли его старость и достоинство.
Когда старик, грохнув в недовольстве вилкой, покинул стол, синие глаза его племянницы наполнились слезами. И без того бледное лицо, обрамленное копной темных волос, стало еще бледнее.
– Не плачьте, миледи, не надо. Его старость не ваша вина, – тетушка Прыся села рядом и погладила руку, в которой подрагивала ложка.
Худенькая, небольшого роста, но сильная духом, леди Катрина полюбилась ей сразу, как только ее представил слугам старый барон Возги – старший брат нынешнего носителя титула. Это случилось более десяти лет назад.
Никто из домочадцев и не подозревал, что у их хозяина растет на стороне незаконнорожденная дочь. Слуги вообще не могли припомнить, чтобы барон смотрел на женщин. Бедственное положение семьи не позволяло ему предложить руку и сердце достойной даме, а недостойных он чурался.
Вскоре после появления Катрины, где–то через месяц, в замок заявился младший брат хозяина – лорд Мартин. Старый барон Возги как раз занемог, и было понятно, что он долго не протянет. Мартин был потрясен, узнав, что дела в замке настолько расстроены. Он жил в столице на присылаемые братом средства и считал, что замок процветает.
Очевидно, что он и дальше надеялся жить без забот, став новым бароном Возги, но судьба показала ему кукиш. Однако после похорон брата Мартин не вернулся в Дакату, а остался «бедствовать» с племянницей.
Новоявленный барон Возги отличался высоким ростом и крупными чертами лица. Кухарка Прыся не раз удивлялась, что родные братья могут быть так непохожи. Седая грива, перехваченная на затылке в хвост кожаным шнурком, задранный орлиный нос, взгляд из-под кустистых бровей, сомкнутые в вечном недовольстве губы – таким Мартин являлся к столу или расхаживал по двору, выискивая к кому бы придраться. Больше всего от него страдала сама хозяйка замка.
Как выяснилось при чтении завещания, Катрина оказалась владелицей всего, что находилось в пределах крепостной стены. Дядюшка Мартин унаследовал только титул, хотя по закону все имущество старого барона должно было достаться ближайшему родственнику мужского пола.
Но лорда Мартина совсем не задела эта несправедливость. «Пусть бастардка сама разбирается с налогами, запутанными делами и долгами моего брата», – заявил он в присутствии поверенного. Его вполне устраивала жизнь капризного и желчного старика, который лелеял память о прошлой жизни и на этом основании считал себя вправе тиранить всех вокруг.