— девяносто процентов успеха.
Вот Мортынова и решила заявиться пораньше
— за час до Андрея.
Не выгонят же они даму на улицу!
Однако когда она вошла в смежную с кухней комнату, Затовский глянул хмуро. Будто хотел прогнать. Он даже открыл рот, чтобы, наверное, сказать о бабах, которым прийти вовремя — не позже, но и не раньше — как нож вострый. Но вдруг подумал о чем-то, пожал плечами и вздохнул:
— Ната, ты это... Ты подожди Андрея на кухне, ладно? К нам тут кое-кто придет. Надо пошушукаться. Мы быстро.
— Хорошо... Нет проблем, - Мортынова изобразила оскорбленную невинность. Ей. женщине, не грех: что у мужиков — наглость, то у дам сходит за легкое лукавство.
— Да ты не обижайся, - кривовато улыбнулся Артем. — Должна понимать: дела депутатские требуют конфиденциальности.
— Нет-нет, я... - Наташа, надеявшаяся поприсутствовать при разговоре, сделала вид, что сдерживает слезы, — не обижаюсь. Женщина должна знать свое место.
— Ну, положим, свое место надо знать каждому, — опять посуровел Затовский. За годы в Думе он многому научился. Но до сих пор, осаживая бесцеремонных, испытывал ту неловкость, которую вроде бы должны были чувствовать они.
О странных вещах беспокоятся люди перед нечаянной гибелью.
Но если бы не смерть, это бы не казалось странным.
— Гхм, - кашлянул деликатный Расчектаев.
—На кухне это... Неудобно. Пусть она лучше там, в той комнате, подождет, а?
Артем поморщился: Саша был прав, а он опять не учел очевидного. Хрущевки с проходной залой спланированы так, что уединиться в них -проблема.
— Да, конечно. Извини, Ната. Что-то я стал часто ошибаться в последнее время. Подожди там.
Пора было переходить к роли своей в доску, Мортынова заулыбалась и махнула рукой:
— Без вопросов! Какие церемонии между друзьями? Только я на секундочку в туалет, ладно?
И она выпорхнула. Однако дверь за собой оставила приоткрытой и, включив воду, скользнула назад, в прихожую.
—...приперлась, - сказал в этот момент Саша.
—Может, нам ее сплавить? В магазин, допустим?
—Ты думаешь? — Затовский отозвался рассеяно. - Нет. Возможно, она и кстати. Вдруг, нам лишний свидетель не помешает.
— Вот, а ты говоришь, что я зря боюсь! Зря мы лезем в их дрязги.
— Чего сейчас-то уже об этом? И как, по-твоему, прорываются в большую политику? — в голосе Артема перемешались раздражение и опасение. Нотки вообще-то ему несвойственные. — Вот так и прорываются: наперекор кому-то. Как говорится: тот, у кого нет врагов, живет и без друзей. Если хочешь, чтобы с тобой считались, надо уметь рисковать и показывать зубы. Да и надоело идти против совести.
— Ну и что? — боязливо сомневался Расчектаев. - Все-таки менять коней на переправе — последнее дело. И не поздно ли уже о совести говорить?
— О совести никогда не поздно, - вздохнул Затовский.
Наташа прикусила губку. Не зря она заявилась пораньше. Похоже, назрела ситуация, когда мужикам особенно нужны женское участие и теплая, мягкая грудь для пьяных откровений. В такие моменты, говорят, их можно привязать к себе намертво.
— При чем здесь совесть, — удивился Расчектаев, - если такое бабло замешано? Да за него нас с говном съедят!
Затовский невесело рассмеялся:
— Знаешь, я все чаще думаю, что зря предпочел политику... В бизнесе все-таки проще. И чище... Россиль, конечно, не ангел, но ...
— Брось. Все равно про тебя говорили, что пиплу изменил. А Россиль, прости, предателей не жалует. То есть, это он тебя считает предателем. Я-то понимаю...
Артем опять вздохнул. И подслушивавшая Наталья отчего-то испугалась. Сердце заныло, как от тягостных предчувствий. Гроза, наверное, скоро.
— Может, и правильно не жалует, - Затовский сегодня сам на себя не похож. Обычно он не из тех, кто сомневается в своей правоте. - Может, и правильно говорят. Ей-богу, будь возможность, я бы многое, наверное, сделал по-другому. Да что сейчас уже... Надо думать, как хоть что-то исправить.
Дребызнул дверной звонок. Наташа мигом усекла, что вот он — ее шанс вклиниться в разговор, а потом и в дела перспективной компании.
—Я открою! — крикнула она в комнату и заспешила, чтобы поскорее открыть дверь своему убийце.
Глава I. ПРОШЛО ДВА ГОДА
Зять, теща и политика
Сергей Гаврилов — слесарь Мытаринского вагоноремонтного завода, что в Подмосковье, — меньше всего думал о Катеринбурге, откуда родом его жена и теща Полина Борисовна Данилова, когда ругался с последней. Но именно он, этот слесарь Гаврилов, мимоходом обрек многих катеринбурж-цев на самые мучительные муки, которые только выпадают на долю пост-советского человека.
На муки выбора.
Сергей, худой долговязый мужик с огромными, как лопаты, ладонями, по сути, расходился с тещей только по одному вопросу. Он, имея помимо работы на заводе большой участок, теплицы, кроликов и коз, полагал, что его супруга Римма — во-первых, его жена, и только в ...дцатых, дочь тещи.
Полина Борисовна же, дама под шестьдесят, но в силу округлости, румяности и малорослости выглядевшая максимум на полсотни, была уверена: Римма, во-первых, и, в главных, ее дочь, а уж потом по совместительству и только по мере возможности, да и то лишь в некоторой степени — жена этому эгоисту. Но поскольку ни она, ни он впрямую свою позицию так не формулировали, то вслух они чаще всего спорили о политике.
Данилова, много чего познав на своем веку, была уверена, что если начальник дурак или подлец, то он сам и виноват во всех своих подлостях и глупостях. АСерега Гаврилов в силу своей кобелиной природы считал, что имеют только тех, кто этого хочет. Азначит, в первую голову виноват не сам начальник, а тот, кто его, такого дурака или мерзавца, себе выбрал.
Вот и в тот день Полина Борисовна встала с головной болью и тоской в душе. Вечером, пришедший с работы Серега эдак ехидно проворчал:
— Ну что, Риммка, я тебе говорил, что твой Никодимов — дундук? Вот оно и сбылося! Видала, какую помойку он развел возле тропки на станцию? И телефон-автомат возле колонки опять не работает.
Римма только горестно вздохнула. Отправляясь на выборы главы Мытаринской администрации, она забыла дома бумажку с фамилией того, за кого, по мнению мужа, надо было голосовать. Рискнула и отметила в бюллетене единственную знакомую ей фамилию — старого главы, Никоди-мова. Видать, не одна она так поступила, потому что Никодимов сохранил пост. На радостях по этому поводу и он сам, и вся его шайка-лейка уже полгода ничего не делали. Мусор не вывозили, дороги не ремонтировали, лампочки в фонарях не меняли. Но примитивный Серега винил в этом не самого гада - чиновника, а ни в чем неповинную дочку Полины Борисовны.
Теще терпеть это было мучительно. Вот она и высказалась, не прерывая своего любимого занятия: чистя от накипи чайник со страшным скрежетом (вода в Мытарино перенасыщена солями, отчего внутренность чайника за неделю покрывалась желтой коркой):
— А что ей было делать, если никого, кроме этого вашего, она в том списке не знает?
— А — ничего, — разворачивая газету, нагло заявил зять. — Не знаешь, за кого голосовать, голосуй против всех! Сами виноваты, раз не сумели запомниться с хорошей стороны.
— Так это ж... А если все так, против всех? — «возмутилась теща, большую часть жизни имевшая дело с бюллетенями в которых стояла только одна фамилия. — Это ж, получается, все выборы будут зазря? Надо будет по новой!
— Конечно, — с подвохом согласился зять. — В этом и соль: выбирать до тех пор, пока не появится тот, кто нужен.