— Ну вот! — глава Катеринбурга огорченно осмотрел ненужный натюрморт на своем животе, и попросил Кунгусова:
— Нельзя ли без этих вульгарностей? Он же умный человек, наверное. Надо ему просто объяснить.
— Слушай, гнида московская, — со всей накопленной в столице ненавистью прошептал зам мэра по идеологии, — мы с тобой шутки шутить не собираемся! Нам нужны диски с записями. И мы их из тебя либо выбьем, либо... Может быть, ты согласишься на обмен? Посмотри вон туда.
Быков, опасливо наблюдая за чудищем над собой, быстро зыркнул, куда кивнул Кунгусов. Чтобы запомнить увиденное на всю жизнь, ему хватило и мгновения.
Возле двери каземата стояла большая клетка с обезьяной, а рядом лежала обвязанная веревкой от шеи до пояса Нина. Отползти от клетки ей не давала веревка, которой была привязана к прутьям ее щиколотка. Но лежала женщина не вплотную к клетке, а на некотором расстоянии. Как раз таком, что обезьяний самец мог дотянуться только до ее колен. Но его явно интересовало то, что находится у нее под юбкой. Он увлеченно пыхтел и тянулся туда когтистой лапой. Мертвенно-бледное лицо Нины было все в поту, а глаза обморочно закатились.
— Ты понял ситуацию? — внимательно всмотрелся в Быкова Кунгусов. — Ты хорошо ее понял?
Василий поднапрягся и зевнул. Потом нервно поднял глаза на палача и сказал:
— Пусть этот тип отойдет. Он меня сбивает с мыслей.
Кунгусов кивнул, чудовище в маске беззвучно отступило к двери и стало с любопытством наблюдать за азартными попытками обезьяны дотянуться и безуспешными стараниями женщины отползти.
— Ну, собрался? Где диски?
—Их действительно забрали ваши быки. Да, они пустые теперь. Но это именно те, которые были в квартире у Даниловой. Просто я их стер.
—Не ври! Ты не мог уничтожить такие ценные вещи!
—А я и не уничтожил. Я стер записи с дисков, но перед этим скопировал их на свой ноутбук. А потом послал эти файлы по электронной почте в Москву. Если я не проявлюсь там в ближайшее время, эти записи обнародуют через газеты.
— Вранье! Когда это ты все успел?
—Хэ! У меня было полно времени. Конечно, после того, как мы спеленали вашего психа... Кстати, неужели у вас такой дефицит кадров, что вам приходится пользоваться услугами психов?
—Каких психов? Ты про Илларионова? Ну, во-первых, сначала мы не знали, что он такой. На нем же не написано. А потом он был довольно полезен. Ну, а когда выяснилось, что он со странностями — не могли же мы обнародовать, что он — наш.
—Но же убил черте сколько людей! Депутата! Как же могли?
—А что мы могли? — пожал плечами зам мэра, пока его начальник, будто ничего не слыша, вкушал уцелевшие яства. — Мы сдали его врачам, они его полечили и выпустили.
—Но он же чуть-чуть и меня не убил, - сообщил, пытаясь понять собеседника, Быков. — Он же совсем больной!
— Но не убил же? Вот и радуйся, — насупился Кунгусов, вставая. — Ладно, подожди меня здесь.
Он ушел, а мэр, безуспешно пытавшийся оттереть салфеткой свой животик, любезно спросил:
— Вы никогда не задумывались, что путь из обезьян в человеки может означать не прогресс, а как раз деградацию? Я бы перефразировал известное изречение. Я бы сказал так, — Чирнецкий добродушно прижмурился, и его мягкое губастое лицо стало философским. — «Чем больше я узнаю людей, тем больше я уважаю обезьян!» Особенно ихних мужиков. И лидеров. Ребята живут просто и весело. Хотят есть — едят. Хотят «это дело» — делают «это дело». Причем, вы знаете, по части поз и всяких таких штучек, они гораздо изобретательнее людей. Они же сильнее и гибче. Да и бабы обезьяньи лишнего о себе не воображают. Мне нравится наблюдать, как у них это происходит. То, что у людей — порнуха, у них выглядит настоящей классной эротикой. И мне давно хотелось поставить эксперимент: а будет ли Джим — этого красавца в клетке так зовут — станет ли он ...так сказать...иметь... женщину? И видите, судя по тому, как он к ней рвется, она не оставила его безучастным. С другой стороны, интересно: а как она на это отреагирует? Ведь генофонд у него на 98 процентов такой же, как у нее. Значит, она вполне может получить удовольствие. А? Как вы считаете?
— Вопрос, конечно, интересный, — морщась от боли в спине, признал Быков. — Но меня сейчас больше интересует другое. На кой вам все эти выкрутасы, избиения, когда можно просто эти файлы у меня купить?
— Купить? — мягко засмеялся мэр. — Вы наглец. Это же мои файлы, мои! А я не так богат, чтобы покупать у всяких проходимцев свои собственные записи. А вот обменять мое на ваше
— можно. Вы мне мои файлы, а я вам — вашу женщину. Причем ради этого я даже готов отказаться от научного эксперимента, о котором мечтаю почти три года. А, как вам это?
Дверь открылась, на пороге появился Кунгусов.
Но выглядел он как-то странно. Лицо было бурым от злости, под глазом появилась багровая ссадина. Руки были расставлены, точно он боялся сделать лишнее движение.
Все несколько прояснилось, когда Кунгусова отшвырнули в сторону, а в комнату, размахивая дубинками и пистолетами, влетели люди в камуфляже и в масках. Среди черных голов мелькнуло озадаченно-радостное лицо Влада Никрасова, и он закричал, тыча пальцем в Быкова:
— Да вон он, ваш москвич! Живой, слава Богу!
Тем временем, неотличимый от ворвавшихся ни внешностью, ни габаритами бугай, пинавший Василия, оказался брошенным на пол и скованным наручниками. Та же участь постигла и вяло сопротивлявшегося мэра. Когда его закончили сковывать, вся физиономия ЧАМа была покрыта плотной маской из размазанной по полу еды. Было полное впечатление, что это он сам, желая съесть как можно больше, так перемазался.
Но хуже всех пришлось Кунгусову. По воле случая он отлетел к клетке Джима, и намаявшийся в безуспешных попытках дотянуться до женщины самец своего шанса упустить не пожелал. Он сгреб зама по идеологии, притиснул его к прутьям клетки нижними конечностями, а верхними стал сноровисто раздирать его брюки. Объятия примата были такими плотными, что почти почерневший от прилива крови Кунгусов не мог даже звука издать. Он лишь сипел и извивался.
Убедившись, что любое сопротивление подавлено в зародыше, один из ворвавшихся снял маску, и Быков узнал его. Именно этот, украшенный наколками тип, караулил его, попивая пивко в кустах возле школы напротив дома на Сурикова, 40.
— Ну что, гнида? — спросил синий у Василия. — Понял теперь, что от нас не убежишь?
Нити ведут в Москву
Шефиня Быкова по страховой компании испытывала к своему подчиненному двойственные чувства. С одной стороны, он успешно работал, обеспечивая ей премии и благоволение начальства. С другой, он был слишком капризен.
Ведь далеко не всегда стоило доводить фактуру о разоблаченных мошенниках до следствия и разбирательств. Среди желавших надуть страховщиков и их родных, порой попадаются вообще-то вполне приличные, а главное — состоятельные люди. Такие, дабы не допустить огласки и позора, готовы немало заплатить умеющим хранить молчание об их грешках. Шефиня была как раз такой, а вот Быков — нет.
Подобно тому, как прирожденный музыкант не способен фальшивить даже за очень большие деньги — ему любая нотная фальшь причиняет вполне физические мучения, так же и прирожденная ищейка. Быков не мог пойти на сговор с разоблаченным жуликом, даже если бы тот его озолотил.
Шефиня пыталась ему объяснить, что сейчас, когда все воруют, соблюдать верность заповедям вроде «не укради» — и глупо, и даже опасно. Народ этого не поймет.
Но Быков лишь отшучивался. Он, де, не судья другим. Но сам в грязь лезть не намерен. Мол, не жили богато, не фиг начинать. Стар он уже, чтобы учиться махинировать. А делать что-либо кое-как ему самолюбие не позволяет.
Короче, образовалась типичная патовая позиция.
И когда Шефиня встретилась с разоблаченной Василием автомобильной мошенницей Надеждой Колосковой, женщины сразу нашли общий язык. Им оказался язык цифр. На этом языке Шефине было гораздо выгоднее замять дело Колосковой, чем подавать в суд на всю ее банду. Ведь в первом случае, все деньги шли шефине, а во втором — в основном фирме.