Раскинутые мощные крылья, настороженно опущенная голова, хищные когти, впившиеся в постамент.
– Слушай, – говорю я, – это чудо мне знакомо.
Я пересказываю ему историю своих странствий в поисках книг.
– Точно, – хохочет хозяин, – тот самый орел.
– Как он к тебе попал?
– Не поверишь. У нас дача в Удельной, а сосед был крупнейшим московским артельщиком. Упакован, естественно, выше крыши. Он умер, а вдова начала распродавать некоторые вещи. Этого орла она вообще выбросить хотела, говорила, что он приносит несчастье. Покойный муж за огромные деньги за день до девальвации снял его с витрины. Давай выпьем.
Я выпиваю, подхожу к колонне, на которой сидит мой знакомец, и вижу на бронзовом постаменте надпись: «И. Я. Дриллиху в день юбилея от друзей из „Театрального кружка“».
– Наверное, антрепренер, – говорю я хозяину.
– Да бог с ним, давай еще по одной, пока гости не пришли.
Мы выпиваем еще по одной.
Когда-то он работал в прогрессивной газете «Киевская мысль». Начал там репортером и выбился в фельетонисты. Перо у него было острое, склад ума – язвительный, да и литературным даром был не обделен.
Присяжные поверенные, профессура, врачи-бессребреники, учащаяся молодежь с нетерпением ждут его публикаций. Он принят в домах киевской либерально мыслящей интеллигенции. Он прекрасно пишет, умеет говорить, имеет средства.
Но после убийства Столыпина «Киевскую мысль» начинает прессинговать Губернское жандармское управление, да и начальник Особого департамента полиции МВД империи полковник Еремин не очень доволен линией газеты.
Тучи начинают сгущаться.
Но ему везет. Его приглашает работать сам Иван Федорович Благов, редактор знаменитой газеты «Русское слово».
Так Иван Яковлевич Дриллих становится заведующим петербургским отделом газеты и занимает кабинет на втором этаже в доме «Товарищества Сытина» на Тверской.
Историю человека, которому к какому-то юбилею был подарен бронзовый орел, я приблизительно восстановил, работая в архивах, собирая материал для романа «Полицейский». И хотя сочинение мое было о русской сыскной полиции, мне попадалось огромное количество документов охранных отделений.
Но давайте продолжим историю Ивана Яковлевича Дриллиха.
Он переехал в Москву. После спокойного Киева жизнь бывшей столицы казалась горячечной и нереальной.
В те годы в моду вошло танго. Томные мелодии неслись из закрытых клубов, ресторанов и кабаре.
Вся Москва стремилась попасть в Театр миниатюр Арцебушевой в Мамонтовском переулке, где выступала королева танго Эльза Крюгер.
После театров гуляющая Москва неслась к «Яру», там особо важным гостям отводили «пушкинский» кабинет: существовала легенда, что именно здесь Александр Сергеевич Пушкин и Аполлон Григорьев слушали цыган.
А ночью на моторах или «голубцах» – дальше по Петербургскому шоссе к светящемуся в темноте стеклянному куполу «Стрельны».
На рассвете ехали к Всехсвятскому – в «Гурзуф» или к «Жану».
То была ночная разгульная жизнь, но была и другая – театральная, литературная, общественная.
Заведующий петербургским отделом был принят в лучших домах Москвы, где собирались художники, писатели, журналисты, актеры и деятели нового вида искусства – кинематографа.
«Русское слово» считалось в Москве серьезной либеральной газетой, ее ведущие сотрудники были украшением любой интеллектуальной компании.
Иван Яковлевич быстро освоился в Москве. Он одевался в магазине австрийской фирмы Менделя. Шляпы и перчатки покупал только у Лемерсье, часы выбирал в магазине Павла Буре, фраки заказывал у Деллоса.
Он появлялся на премьерах в Художественном и у Корша, любил заглянуть на бега, был своим человеком в Английском, Охотничьем и Купеческом клубах.
Обязательно три раза в неделю заходил в «Роял кафе» в Камергерском переулке, дом номер 1.
Там дорогого гостя встречал сам хозяин, элегантный господин по фамилии Тихомиров. Он усаживал известного литератора за удобный стол и не гнушался выпить с дорогим гостем рюмку бенедектина.
Иногда он что-то говорил Ивану Яковлевичу, и тот быстро выпивал кофе и уходил. Он шел по четной стороне Камергерского. Спокойно, не торопясь, постукивал тростью. Обычный московский фланер. Входил в подъезд последнего дома, поднимался по ковровой дорожке на второй этаж и входил в правую от лестницы квартиру.
Входил – и попадал в «кукушку», так на сыскном сленге именовалась конспиративная квартира. Там его ждал лучший агентурщик политической полиции империи – начальник Московского охранного отделения полковник Мартынов.