В тот же вечер мертвенно бледный, с вызывающе горящими глазами Иерузалем появился в гостиной фрау Герд. Видимо, он решился на отчаянный шаг. И действительно, когда муж вышел за табаком для трубки, юноша бросился к ногам фрау Герд со словами признания в любви. Она вскрикнула и отпрянула. В этот момент вернулся в комнату муж. Не говоря ни слова, он выставил пылкого влюбленного на улицу. Что произошло дальше, Гете стало известно спустя некоторое время.
В последних числах октября, а именно тридцатого, он получил из Вецлара письмо от Кестнера. В нем сообщалось о том, что их общий знакомый, секретарь брауншвейгского посольства Иерузалем покончил самоубийством из-за безответной любви к фрау Герд.
Как это случилось?
Кестнер довольно обстоятельно описывал подробности трагедии, особенно ту ее часть, участником которой ему невольно пришлось стать.
Вечером, когда он готовился лечь в постель, в дверь постучали. Спустившись и отворив, увидел на пороге секретаря из Брауншвейга. Удивился — ведь, кроме обязанностей по службе, их ничто не связывало. На вопрос, чем обязан столь неожиданному визиту, в ответ услышал: «Не одолжите ли вы мне свои пистолеты для предстоящего путешествия?» И пояснил, что ему необходимо сию минуту выехать на родину к отцу, который очень плох. Ничего не подозревавший Кестнер, естественно, исполнил его просьбу.
Пробило полночь. Один из соседей Кестнера, погасив свечу, собирался укладываться, как заметил на другой стороне улицы вспышку и услышал щелчок выстрела; но все стихло, и он решил, что ему показалось.
Наутро слуга нашел своего барина Иерузалема на полу, рядом — пистолет, кровь. Он выстрелил себе в правый висок и лежал подле стола, одетый в свой знаменитый синий фрак и желтый жилет. Умер он в полдень.
Гете словно оцепенел. В ушах звучал роковой выстрел, воображение рисовало трагическую картину самоубийства. И вдруг пронзила мысль: разве труп бедного юноши из Брауншвейга не занял его место под могильной плитой на вецларском кладбище? Все еще держа в руках письмо Кестнера, он отчетливо припомнил каждый день последних месяцев, проведенных им самим в Вецларе, с поразительной ясностью вновь пережил события минувшего лета. Перед его глазами возникла пустынная равнина, дивная река, вспомнились прогулки, сельская прелесть Шарлотты и добрая улыбка Кестнера. Он вызвал в памяти фигуру фрау Герд и призрак советника из Брауншвейга, который еще недавно бродил по городу в модном фраке, с тростью и шляпой в руке. И тут Гете отчетливо понял, что и он в течение трех месяцев вел смертельную игру со своим неодолимым чувством. Только он сумел преодолеть вздорную мысль о самоубийстве и прервать игру, тогда как Иерузалем без колебаний довел до логического конца, до рокового финала свою трагическую партию.
Гете подошел к секретеру и хотел было положить письмо в ящик, где хранил свою корреспонденцию, однако передумал.
Взгляд его упал на томик «Одиссеи» — тот самый, что он читал Шарлотте и меж страницами которого теперь хранились полевые цветы, собранные ею на берегах Лана. Раскрыв книгу, Гете вложил внутрь послание Кестнера. И в это же самое мгновение возник первичный замысел будущей книги. Словно привитая болезнь, он поразил воображение Гете, как говорит сам писатель. Избавиться от нее, он знал, можно было только одним способом: преодолеть творчеством.
Через четыре дня пришло новое письмо от Кестнера в ответ на просьбу Гете уточнить подробности трагедии. Свой первоначальный рассказ Кестнер дополнил существенными деталями, описал поведение Иерузалема в дни, предшествующие драме, сообщил новые подробности о смерти молодого человека. Гете отчеркнул следующую фразу в этом письме: «Судя по всему, он сидел (?) на спинке кресла за столом, а потом соскользнул на пол и бился в судорогах возле кресла. Он лежал, обессилев, на спине, головой к окну, одетый, в сапогах, в синем фраке и желтом жилете».
Перед тем как нажать на курок, Иерузалем выпил бокал вина, о чем свидетельствовала початая бутылка, стоявшая на каминной полке. На столе лежала раскрытой трагедия Лессинга «Эмилия Галотти» — только что появившаяся книга; где героиня добровольно выбирает смерть, осознав полную безысходность своего положения.
Писал Кестнер и о том, как похоронили бедного юношу. Без священника, в одиннадцать часов ночи, когда город погрузился в сон, друзья проводили тело несчастного на кладбище. Гроб несли какие-то мастеровые.