В японской природе живет душа артиста: она создана для вдохновения. Весь японский пейзаж — сплошная картина: здесь вместо лесов — парки, вместо полей — сады; и даже холмы самой судьбой предназначены для венчающих их храмов.
Природа и искусство заключили здесь тесный союз, к которому примкнул человек.
— Вот и Кию-Сиу, — воскликнула Хризанта, когда пароход обогнул западный берег этого острова.
— Мы подъезжаем к Нагасаки… Как быстро пролетело время! Ведь мы в дороге более двух недель, а мне кажется, что не прошло и трех дней, — сказал Ямато.
— Я сойду в Нагасаки. Мне хочется вспомнить детство, когда я тут навещала дедушку, похороненного на склоне холма, разделяющего крепость от Оссувского парка! — воскликнула Хризанта.
— Вы разрешите сопровождать вас?
— Пожалуйста, мне будет приятно, — ответила она.
Вдали виднелись амфитеатром расположенные красивые холмы, окружавшие побережье.
Хризанта в сопровождении Ямато вышла на трап и была быстро на шаланде доставлена к береговой пристани замечательного нагасакского порта.
Ямато держал в руках сложенный вчетверо почтовый лист бумаги, который он, проходя мимо комиссионера «Виктории», вручил ему вместе с серебряной монетой в два иена.
— Отправьте это немедленно, — произнес он.
У пристани столпилась масса любопытных.
Услужливые кули и рикши смешались в беспорядочные группы.
Ямато и Хризанта сели в легкие экипажи рикш и быстро помчались по направлению к Оссувскому храму.
XLVII. Во дворце Коматсу
Дворец принял праздничный вид.
Еще с утра принцесса Мароу возложила на жертвенник бога Счастья обильную лепту, состоявшую из плодов и риса.
Весь дом, в особенности комнаты, в которых обитала Хризанта, были украшены живыми белыми цветами. Еще не прошел траур, а потому все цветное было покрыто тонким белым шелком в знак глубокой печали.
Старик Коматсу уже оправился от тяжкого удара судьбы.
Паралич еще не прошел, но принц уже покинул свое ложе и с палочкой в руках прогуливался в дворцовом парке.
Полученная накануне телеграмма Ямато о благополучном прибытии в Нагасаки привела всех в неописуемый восторг.
Даже маленькие мусме прыгали от радости, напевая старую японскую песню:
Утром из Иокагамы должен прибыть поезд.
Принц Саданару вместе с магараджей Ташидцу выехал навстречу в Иокагаму.
Принцесса Мароу в лихорадочной ажитации то и дело заглядывала в комнату Хризанты, чтобы проверить, хорошо ли украшены стены, окна и двери.
Услужливые мусме, как маленькие обезьянки, поднимались по бамбуковым лестницам чуть ли не до потолка, привязывая тонкими проволоками цветы на лепных украшениях и выступах стен.
Даже входная арка около решетки парка была убрана цветами.
Живая изгородь, окаймляющая подъезд, приняла фантастический вид. Китайский шиповник был украшен почти совершенно белыми хризантемами, камелиями и флокусами. Все эти цветы были привязаны к отдельным сучьям, образуя целую цветочную стену.
Мусме, которых насчитывалось во дворце более тридцати, имели праздничный вид. Они украсили свои волосы белыми цветами, резко выделявшимися на черном фоне их затейливой прически.
Большие праздничные пояса, составляющие украшение каждого кимоно, дополняли богатое убранство их туалетов.
XLVIII. Прибытие
Иокагамский рейд был покрыт лесом мачт.
Первое впечатление туриста, при взгляде на живописные красоты морских берегов этого восточно-азиатского рая, чрезвычайно сильно.
Суда самых разнородных типов скользят по темно-синим волнам гавани, усеянной многочисленными островками.
После однообразного путешествия по морю Хризанта обрадовалась, приближаясь к родным местам.
Перед ее восхищенным взором неожиданно предстала далеко лежащая за Иокагамой священная гора Фуджияма, покрытая девственным снегом. Это японский Олимп, к которому возносятся мечты восточных поэтов.