Маленький служка стоял рядом со слепым старцем, сидевшим на траве и игравшем на самизене. Он пел заунывные священные песни, прославлявшие предков.
Служка, держа в руках тарелку, просил милостыню. На тарелке было много сенов, но виднелись и серебряные монеты в десять и двадцать сен.
Несколько поодаль от часовни находился курятник. Эти куры были тоже священны и их кормили, в знак благочестия, рисом, пшеном и кукурузой.
Миновав толпу назойливых попрошаек, барон очутился на большой площади.
Он остановился в недоумении перед красивым фонтаном, не зная, куда пойти.
Боясь заблудиться, он подождал, не пройдет ли кто-нибудь из иностранцев.
Закурив сигару, барон задумался.
В мраморном бассейне, точно в аквариуме, плавали причудливые японские рыбки. Барон залюбовался прелестными экземплярами морских львов-лилипутов, как вдруг почувствовал, что кто-то коснулся его плеча.
Он оглянулся. Перед ним стояла Фиалка…
Она смеялась радостным серебристым смехом.
— А я не одна, я привела с собою мою подругу Азалию, у которой такие же голубые глаза, как у тебя, мой друг, — промолвила она, бросаясь к нему с беззаботным, счастливым смехом.
Барон оглянулся.
— Она ждет около китайского павильона. Ее тут нет, — сказала Фиалка на ломаном английском языке.
Барон и Фиалка направились по указанному последней пути. Вдали виднелся причудливый пестрый зонтик, окаймлявший, точно сиянием, овальное лицо красивой малайки.
LXVI. Азалия
— Вот мой барон, — промолвила гейша, обращаясь к подруге.
Барон бросил взгляд на Азалию.
Это была шатенка с голубыми глазами, опушенными длинными темными ресницами.
Это счастливое сочетание на барона произвело чарующее действие. Она напомнила ему красавицу-венгерку, которой когда-то увлекался барон.
Тем не менее, он почему-то нахмурил свои брови.
Фиалка, наблюдавшая за бароном, это тотчас заметила.
— Погуляем вместе, — предложила она, — а потом Азалия уйдет. Она торопится в город.
Китайская беседка, сплошь заросшая вьющимися растениями, не имела никаких приспособлений для сиденья.
В углу валялись пустые бутылки из-под рисового вина — саке. Тут же можно было заметить объедки хлеба и несколько вишен.
— Как тут неуютно, — промолвил барон. — Уйдем.
Но Фиалка села на корточки и пригласила барона и Азалию последовать ее примеру.
— Не лучше ли зайти в какой-нибудь ресторан? — спросил барон.
Фиалка поднялась.
И предложение было принято.
— Мы вас сведем в настоящий японский ресторан.
— Ах, нет, нет, — возразил барон, — я проголодался и наверно не буду в состоянии сразу усвоить вашу японскую кухню.
— Ну, так пройдемте во французский кафе-ресторан, только там очень скучно и дорого, — добавила Азалия.
— С нами не будет скучно, — поправила свою подругу Фиалка.
Барон улыбнулся.
Задор Фиалки ему нравился.
Во французском ресторане они провели время, позавтракав среди шуток, песен и смеха.
Около пяти часов Азалия поспешно удалилась.
— Я засиделась, а мне уж давно пора! — воскликнула она, поспешно прощаясь.
Оставшись вдвоем с Фиалкой, барон заметил, что она загрустила.
— Что с вами? — удивился он.
— Ничего. На меня иногда находит, — ответила она, улыбаясь.
Однако в ее улыбке было что-то деланное.
Барон заинтересовался причиной грусти.
— Знаете, барон, — начала гейша, видя, что он не удовлетворился ее ответом, — мы все странные люди. Мы, гейши, или чересчур веселы, или грустны. Женщины, как птицы, то щебечут без умолку, то без причины молчат и, затаив дыхание, чего-то ждут, чего-то боятся. Я не знала, барон, что вы такой хороший, а то бы я, быть может, не сидела бы тут с вами… и, наверное, не познакомила бы вас с подругой.
— Почему?
— У нее нет сердца, она очень умна, хитра, но… будь осторожен, говори по меньше о своих делах…
— Я никогда не говорю с женщинами о делах, — возразил барон. — Какие у меня могут быть дела с Азалией?
— Я тебя не ревную, нисколько. Разве мы смеем ревновать?
— А если бы ты смела? — шутя спросил барон.
— Тогда бы ревновала. Нет, ты меня послушай и не выдай. Не увлекайся Азалией. Она злая женщина.
LXVII. Загадка
Барона начала раздражать заботливость Фиалки.
— Все женщины на один лад, — подумал он. — Они ревнуют даже тогда, когда к этому нет ни малейшего повода.
Ревность их стихийная, беспричинная, и в порыве этого чувства женщина не знает пределов лжи и клеветы. Барон это испытал неоднократно и предупреждение Фиалки началось с того момента, когда он поцеловал Азалию. Он видел, как ее передернуло, и ее уверения, что она не ревнует, показались ему одной из тех женских фраз, которыми женщины маскируют свое душевное состояние.