Макаровъ сунулъ приставу второй свертокъ золота въ руку.
Я не Mцry за вами слѣдовать, скажите, что меня не застали, просилъ Макаровъ шепотомъ. Неужели отъ меня ускользнетъ случай найти Наташу, подумалъ влюбленный съ грустью?
Будьте же благоразумны, голубчикъ Макаровъ, возразилъ приставъ спокойно опуская деньги въ карманъ. Вы же меня знаете, когда я говорю нельзя, — значитъ нельзя. Я долженъ васъ отвести къ полицмейстеру и сегодня же. Государь приказалъ васъ разыскать, значитъ вы должны быть разысканы. Мы послѣ увидимъ, чѣмъ можно вамъ помочь, говоря это, онъ пальцемъ почесалъ правую ладонь, и затѣмъ сдѣлалъ жестъ будто считаетъ деньги.
Выпейте же Товаровъ и Макаровъ, намъ вѣдь придется дышать холоднымъ и сырымъ ночнымъ воздухомъ; я вамъ покажу хорошій примѣръ.
Наши святыя церкви всегда о пяти куполахъ, пью же за ваше здоровье. А теперь до свиданья братцы!
Приставъ вышелъ изъ комнаты въ сопровожденіи своихъ плѣнниковъ; первый, какъ изъ крестьянъ, былъ въ кандалахъ, а двое остальныхъ, какъ дворяне, только подъ конвоемъ.
IX
Въ Измайловской части, по улицѣ, подъ названіемъ девятая рота, тянулся большой одноэтажный сѣрый домъ. Въ этомъ домѣ обитало, по- видимому, богатое семейство, такъ какъ акуратно вечеромъ разъ въ недѣлю у его подъѣзда толпились роскошные экипажи, окна его ярко освѣщались и музыка продолжалась далеко за полночь. Прямую противоположность съ этимъ домомъ составлялъ надворный флигель. Въ немъ жили бѣдняки, тамъ квартиры отдавались не по комнатамъ, а по угламъ или вѣрнѣе, комнаты нанимались столькимъ жилищамъ сколько помѣщалось кроватей. Въ одной такой комнатѣ стояли четыре постели, а около каждой по столику со шкапчикомъ и по табуреткѣ. Одна изъ этихъ постелей принадлежала нашему старому знакомому Савельеву.
Молодой человѣкъ сидѣлъ погруженный въ глубокую думу; ему вспомнилось его прошлое, дѣтство, Гатчинскій пріютъ… потомъ невольно его мысли залетѣли и въ будущее, но оно казалось ему такъ же неприглядно, какъ и прошедшее. Въ его жизни все было мрачно, грустно, но вотъ закрался лучъ свѣта, онъ увидѣлъ Наташу и полюбилъ ее страшно со всѣмъ юношескимъ пыломъ. Но имѣлъ ли онъ право любить, будучи бѣглымъ каторжникомъ?
Сегодня онъ свободно могъ предаться своимъ размышленіямъ, такъ какъ всѣ его сосѣди разбрелись по трактирамъ и кабакамъ, справляя Николая Чудотворца и тезоимянитство государя. Всѣ его помыслы углубились въ прошлое; вспомнилъ онъ про Сибирь, про Кавказъ, про свою первую встрѣчу съ Наташей и въ особенности про путешествіе въ Петербургъ, какъ онъ въ дорогѣ ближе узналъ ее, съумѣлъ оцѣнить ея личныя качества. Они оба мечтали найдти спасенье у ногъ государя, не подозрѣвая простой вещи, что къ царю имѣютъ доступъ только великіе міра сего, а бѣднякамъ путь туда прегражденъ не преодолимыми препятствіями. Долго онъ мечталъ о Наташѣ и думы его невольно перенеслись къ бабушкѣ.
Мѣсяца два тому назадъ въ присутствій его и Наташи случайно назвали имя старой вѣдьмы. Наташа упросила его отправиться къ Марфушѣ. О посѣщеніи Савельева цыганки, читателю извѣстно. Съ тѣхъ поръ онъ не вспоминалъ о колдуньи, а теперь ея образъ такъ и вырисовывался предъ его глазами, съ нахмуреннымъ лбомъ и угрожающей рукой. Вспоминая о Марфушѣ, ему пришла на память и шкатулка, которую онъ въ день наводненія принесъ домой и совсѣмъ забылъ.
Савельевъ досталъ изъ шкапчика шкатулку, поставилъ ее на столъ, раскрылъ и началъ разсматривать ея содержаніе. Чего тамъ только не было? Всевозможныя золотыя и серебряныя монеты, разные болѣе или менѣе цѣнные кольца и серьги. Каждая вещь была завернута въ бумажку съ надписью отъ кого, когда и за что получена. Затѣмъ тамъ было пропасть писемъ и записочекъ. Савельевъ взглянулъ только на подписи, многія изъ нихъ принадлежали знатнѣйшимъ вельможамъ.
Хотя молодой солдатъ и разсматривалъ всѣ вещи и письма, но мысли его были все-таки всецѣло заняты Наташей и онъ интересовался своими сокровищами настолько, насколько онѣ могли быть полезны для Наташи. А что ей въ какихъ-то письмахъ?
Наконецъ пачка старыхъ пожелтѣлыхъ писемъ перевязанная накрестъ черной лентой привлекла его вниманіе. На пачкѣ было надписано: «сыну моей дочери». Савельевъ развязалъ пакетъ и началъ разсѣянно его пересматривать. Послѣ перваго взгляда его вниманіе всецѣло приковалось къ этимъ пожелтѣвшимъ листкамъ. Чѣмъ больше онъ вчитывался, тѣмъ его болѣе любопытство усиливалось. Однако эти письма были коротенькія и пустаго содержанія, но что имъ придавало интересъ — была подпись. Всѣ письма исходили только отъ двухъ лицъ, что доказывали подписи, это-то и было любопытнѣе всего, какъ могли попасть въ одну и ту же пачку записки, писанныя столь различными особами?